Экстрим. Елена Кочергина

на каменистую землю и обхватил себя руками.

      – Нет, я вспомню! – закричал он. – Помоги мне! Задавай наводящие вопросы!

      – Кто тебя схватил?

      – Убийцы хреновы! Киллеры!

      – В белых халатах?

      Колян выпучил глаза.

      – В белых халатах! Да!

      – Так это ж врачи были. Они тебя спасали, дурик!

      – А ты откуда знаешь? – Колян медленно уселся в шезлонг.

      – А чё тут думать? Ты же в сказки загробные не веришь, как и я? Ну, значит, мы с тобой оба в коме. А кого ты мог видеть перед комой?

      – Блин, кажется, я шею сломал, – обречённо вздохнул Колян.

      – Ну, всё сходится. Подожди, а со мной-то что?

      – Скажи честно, братан, ты русский?

      – Ну.

      – Посмотри на себя! С трансформатором не баловался, а? В грозу по полю не разгуливал?

      – Ё-о-о!

      – Вот тебе и «ё»! Шарахнуло тебя и обуглило малость, сечёшь?

      – Так то там, а почему я здесь обугленный?

      – Фортель сознания. Последнее, что запомнил перед комой.

      – И как нам отсюда выбраться?

      – Захотеть, наверное, всей душой. Медсёстры забе́гают, как в кино. «Профессор, профессор, кажется, пациент выходит из комы!» А сможем мы друг друга там найти?

      – А может, мы в одной реанимации лежим, потому и встретились здесь? По-любому, это паранормалика какая-то!

      – Много эта наука знает, что нормально, а что паранормально, – усомнился Колян.

      Любитель мотоциклов немного помолчал, а потом перевёл разговор в русло философии:

      – Слышь, Мишунь, а местное солнце ведь не простое. Как оно нас понимает? Как исполняет наши желания?

      – Да и на Земле солнце не так просто́, как некоторые думают. Древние египтяне поклонялись ему как божеству. А некоторые учёные полагают, что оно – вместилище гигантского интеллекта.

      – Не могу избавиться от мысли, что местное солнце что-то от меня хочет. И ещё я чувствую, что оно меня от кого-то защищает. От каких-то мерзких и скользких тварей.

      – Ну и чувствительный ты субъект, как я погляжу! – засмеялся Майк. – Кучу всего чувствуешь! Может быть, ты – писатель, оттого и по миру ездил?

      – Не, я не писатель, эт-точно. Ещё в школе не любил литру… Так чё думаешь, оно живое?

      – Да какая разница, живое или нет? Гигантский суперкомпьютер тоже может желания исполнять.

      – Не скажи, братан! У всего живого есть свобода воли: хочу – делаю, хочу – не делаю. А компьютер, будь он хоть сто раз супер-пупер, всё равно действует по программе. Может, нам солнышко-то разжалобить надо, и тогда оно нас назад закинет?

      – А, пожалуй, ты прав, Колян! Вот я просил-просил себе собеседника, и тебя выпросил! А ты сам-то живой?

      – В каком смысле?

      – Ну, может, ты – глюк, созданный суперкомпьютером?

      – Ну ты хамло, братан, ваще! Я то же самое могу о тебе сказать!

      – Ну а как определить, человек перед тобой или призрак, личность или оцифрованная болванка?

      – Вот щас звездюлей надаю, сразу поймёшь! – заржал мотолюбитель. – Не, у каждого