Конец сказки. Ярослав Зуев

Вовчика на руки.

      – Дай помогу, – предложил Планшетов.

      – А, не парься…

      Планшетов обернулся к Армейцу:

      – Сильно зацепило, чувак?

      – Те-терпимо…

      – Сам идти сможешь?

      Эдик попробовал, ничего не вышло.

      – Разве что на одной но-ноге прыгать… – сообщил он чуть не плача. – П-полная кроссовка крови… на-набежала.

      Планшетов присвистнул:

      – Надо перевязать. Только давай сперва отсюда смотаем. В темпе вальса.

      – Давай, – спорить не имело смысла.

      – Я перевяжу, – бросил через плечо Протасов. – Позже.

      Вход в ближайшую пещеру располагался практически на уровне земли и проникнуть в нее не составило большего труда. Не сложнее, чем перешагнуть порог. Тем не менее, очутившись внутри, приятели будто оказались в другом мире. Полуденное солнце накалило воздух в ущелье, в пещере же он казался кондиционированным, хоть никаких кондиционеров, естественно, не было. Древние, как выяснилось, обходились без них, и ничего, получалось. Кроме того, тут господствовал мрак, со свету казавшийся непроглядным и всепоглощающим. Глазам еще только предстояло приспособиться. Для этого требовалось время. Вскоре Протасов громко охнул, видимо, ударившись макушкой о какой-то прятавшийся в темноте выступ.

      – Блин! – громко выругался Валерий. – Были бы мозги, было бы сотрясение, в натуре!

      Какое-то время приятели брели во тьме, как персонажи известной легенды, пока Данко[20] не совершил акт суицида, бесполезный, как и все подобные поступки. Потом Протасов снова подал голос. Теперь он споткнулся о ступени, вытесанные прямо в скале:

      – Вот, б-дь, – пробасил Валерий, – тут, блин, лестница, пацаны.

      – Потише, чувак, – попросил Планшетов. Стрелки из верхних пещер могли быть где-то неподалеку, следовательно, не мешало держаться на чеку. Тем более, что отряд понес потери, которые сказались на боеспособности. – Вниз лестница, или вверх.

      – Наверх, – хриплым шепотом сообщил Протасов, и Эдик машинально ответил, что он не огрызнулся, как следовало ожидать.

      – Чувак? Пусти нас с Эдиком вперед, – предложил Юрик.

      – А толку? – отдувался Протасов, сгибаясь под тяжестью Вовчика. – Что это тебе даст.

      – Все же л-лучше, – возразил бледный как смерть Арамеец. Эта бледность делало его лицо слегка различимым, казалось, оно начало светиться, словно его сделали из фосфора. В обнимку с Планшетовым они напоминали знакомого советским детям Тянитолкая Корнея Чуковского.

      – Команда инвалидов, – бурчал Протасов, переходя из авангарда в арьергард.

      Они начали медленно подниматься по лестнице. В ней оказалось не больше трех десятков ступеней. Лестница вывела приятелей в длинный узкий коридор, связующий в единую систему лабиринтов, как вскоре выяснилось, великое множество пещер. То тут, то там беглецам попадались ответвления от главного коридора. Некоторые из них походили на лазы, но были и такие, где бы свободно проехал и паровоз.

20

Как известно, герой произведения Максима Горького «Исповедь Изергиль» Данко со словами «Что еще я могу сделать для людей?» вырвал себе сердце, чтобы оно освещало путь бредущим во мраке соплеменникам