Конец сказки. Ярослав Зуев

на который бегал с уроков вместе с Протасовым.

      – Землетрясение, чувак! – завопил Планшетов, вскинув руки, чтобы защитить голову.

      – П-п-п!.. – начал Армеец, но его голос потонул в оглушительном грохоте. Оба затаили дыхание, словно диггеры, неожиданно очутившиеся на пути электропоезда метро. В следующую секунду рокочущая взрывная волна накрыла их, ударив как невидимый грузовик. Если бы они стояли, то наверняка полетели бы по пещере, как сообщения в трубе пневматической почты. Пол и стены пещеры ходили ходуном, древние камни вибрировали, будто струны, вошедшие в резонанс, за которым неизбежно следует обрушение.

      – Вот и все, чувак! – успел крикнуть Планшетов, прежде чем на них сверху повалился Протасов.

* * *

      – Т-ты? – стонал Армеец, держась за ушибленный затылок.

      – Мы думали, ты того… – добавил Планшетов.

      – Я погиб, Планшет?! Да ты гонишь, блин, как Троцкий! – поднявшись на корточки, Протасов принялся хлопать себя по брюкам, вытрушивая пыль. На коленях зияли такие прорехи, что, вообще-то, о брюках можно было уже не беспокоиться.

      – Ты подорвал все гранаты, чувак?! – с оттенком уважения спросил Планшетов. Вместо ответа Валерий сунул ему под нос три пальца, в некоем подобии государственного герба Украины.

      – Три?!

      – Точно, – сказал Протасов. – Гребаным хорькам хватило трех, ты понял, да? Залег себе, этажом выше, – продолжал он самодовольно, – дождался, пока десяток туземцев вылез на карниз, и…

      – Я так и знал, – сказал Планшетов, – естественно, они тоже решили сократить путь по карнизу.

      – А ты думал, – ухмыльнулся Протасов. – И сократили. С этого света на тот, бляха-муха. Бах, трявк, и карниза нет! Точно как в анекдоте: отставить, блин, ржание, боцман, иди, стирай Америку с карты.

      Расписывая свои подвиги, Валерий, и без того не привыкший разговаривать вполголоса, орал на пределе связок. Во-первых, его ушам тоже досталось от взрывной волны. Во-вторых, он был очень возбужден.

      – Это им, клоунам, за Вовчика, – добавил он, скрипнув зубами. – Ладно, вставайте и пошли. Слыхал, Армеец, тут тебе не пляж.

      Они уже шагали в глубь пещеры, когда над головами просвистело несколько пуль.

      – Откуда стреляют, бляха-муха?! – вытаращив глаза, завопил Протасов. Эдик повалился ничком с грацией туристического рюкзака. Очередная пуля высекла искры в паре сантиметров от виска Планшетова. Юрик схватился за лицо:

      – Глаза! Глаза, твою мать!

      На секунду потеряв ориентацию, Юрик попятился, очутившись на самом краю карниза и отчаянно балансируя над бездной. Смертельная угроза заставила его забыть о пострадавших глазах, он сделал руками такой широкий мах через голову, словно был гимнастом, собирающимся встать на «мостик». При этом Планшетов выгнулся дугой, большая часть тела оказалась за приделами карниза, как фрагмент недостроенного виадука. Лицо Юрика выражало крайнюю степень изумления, если это существительное уместно в данном контексте. Не ужаса, а именно изумления: «Черт, неужели это случилось со мной?!»

      В этот момент