Последний идол (сборник). Александр Звягинцев

не могла. Ничего. Но как-то терпела. А когда я увидела их на воле после тюрьмы, просто помертвела. Он, Жирнов этот, с женой беременной под ручку ходит, доволен всем, улыбается… А ведь у моего мальчика тоже девушка была, вот только не знаю, успели они хоть раз поцеловаться… Или эти звери раньше его встретили… И поняла я, товарищ следователь, что жить рядом с ними на этом свете не смогу… Или себя надо убить, или их.

      – И вы решили…

      Колязина продолжала, будто не услышав следователя:

      – Но я тогда подумала – а себя же за что? За какие грехи? И кто за могилой сына ухаживать будет?.. Нет. Если я удавлюсь, никто ничего не поймет. А вот если этих гадов убить, то и люди, может, поймут, что есть на свете наказание.

      – Но Жирнов отсидел восемь лет.

      – И вышел опять на волю. Вот я и решила… А теперь будто груз с души упал, и мне все равно, что мне за это будет. Поверьте, я счастлива, что убийц моего сына нет больше на свете.

      – Но у Жирнова молодая жена, дочка недавно родилась…

      – Я знаю, – спокойно согласилась Колязина. И с какой-то уже давней убежденностью продолжила:

      – Мне эту девушку, конечно, жаль, но… Я ее, кстати, в поликлинике видела, хорошенькая. Но она должна была понимать: от убийцы рожать нельзя. Понимаете – нельзя давать ему плодиться. Убийство все равно на нем лежит, и после тюрьмы тоже. Она должна была об этом подумать. А дочка ее как будет жить, когда узнает, что отец ее родной – убийца?.. Ну, как?

      Багринцев хотел было сказать, что дочь могла и ничего не узнать, например, но понял, что говорить это бесполезно. Все свои мысли Колязина выносила и выстрадала и ее с них не сбить.

      – Так что жена этого сделала свой выбор, а я свой. Сына моего нет, но он хотя бы отомщен. Хотя бы…

      Чуть помедлив, Багринцев задал странный вопрос, который от себя и не ожидал:

      – А ваш сын… Вы же с ним как бы разговариваете? Он как отреагировал?

      Колязину вопрос ничуть не удивил.

      – Он сказал: мама, я понимаю, как тебе было тяжело, на что ты решилась ради меня… Значит, иначе было нельзя. Теперь мы с тобой еще ближе.

      Викентий Владиленович смотрел на плачущую женщину и не мог понять, с кем она говорит.

      – Да, ничего себе дело, – хмуро сказала Моторина. – И что – все подтвердилось? Откуда у нее, у регистраторши в поликлинике, пистолет?

      – Муж был военный, в Афганистане еще воевал, оттуда и привез. Во время следственного эксперимента все ее показания полностью подтвердились…

      – А психиатрическая и психологическая экспертизы что установили?

      – Особых патологий не выявили…

      – Может, повторные провести?

      – Смотри, если сочтешь необходимым.

      Моторина задумалась. – Что? Сочувствуешь? – спросил Багринцев.

      – Даже не знаю. Если бы с моим ребенком такое случилось… Не знаю, что бы я сделала…

      И повторила:

      – Не знаю…

      Какое-то время они молчали. Каждый думал о своем. Викентий – о том, что рождение сына неугомонную