Крест и порох. Александр Прозоров

времени шаманский бубен. – Почему тебя супротив сир-тя посылает? Почему не отца Амвросия? Или не Афоньку, служку его церковного?

      – Отец Амвросий шаман могучий, да-а, главный шаман русский в ватаге вашей. Как его послать? Сила в нем большая, крест наговоренный, моления христианские все в памяти его лежат. А ну сгинет? – Остяк, цокая языком, покачал головой. – Нельзя отца Амвросия, беда может быть, да-а. Я шаман маленький, меня не жалко, да-а. Коли сгину, Ус-нэ, ты бубен мой проткни. Обязательно проткни, не то душа моя страдать будет, отойти от него не сможет. Гудеть в нем станет, плакать, томиться. Суком деревянным проткни и порви пошире в стороны…

      Дева внезапно положила палец ему на губы и покачала головой:

      – Молчи! И не думай даже, Маюни. Ты вернешься. Беречь стану бубен твой, пока не вернешься. Так и знай!

      – Правда, Ус-нэ? – Мальчишке почему-то показалось, что дева говорит о чем-то большем, нежели его поездка в земли сир-тя. – Меня дождешься, да-а?

      Устинья усмехнулась, скользнула ладонью вверх, растрепала его волосы, забрала бубен и отправилась к одной из новых башен, в первый ярус которой перебралась еще вчера.

      Маюни, потоптавшись, повернул обратно к лодке, на ходу осматривая малицу. Раз уж русский воевода заставил расстаться с главным оружием, нужно было до рассвета нашить на одежду защитные амулеты от дурного глаза, порчи и темного слова. И вырезать хотя бы из коры нагрудный о́берег со знаком великого Нум-Торума, защитника людей. Имя небесного бога тоже способно защитить от черного чародейства проклятых сир-тя, спасти от их взгляда и навета.

      Силантий и двое его помощников успели изрядно потрудиться над челном, цепляя вдоль бортов пушистые сосновые веточки. Досок сквозь них было уже не разобрать, однако контуры посудины все равно легко различались даже издалека.

      – На бревно не похоже, да-а, – сказал Маюни, подойдя ближе. – На дереве сучья в стороны торчат, гладко не ложатся. Да-а. Надобно крупные ветки врастопырку привязать.

      – Вяжи! – коротко разрешил десятник.

      – Ага, – кивнул остяк. – Принесу щас…

      Он ушел в направлении леса, где то тут, то там под ударами топоров падали деревья, вскоре вернулся с десятком свежесрубленных сучьев и тонких сосновых корней, принялся сноровисто приматывать ветки к лавкам и бортам. Через пару часов челнок и вправду стал больше походить на кусок обломанного ураганом дерева, нежели на творение человеческих рук.

      – А ты молодец, остяк, – похвалил паренька Матвей Серьга. – Справный казак выйдет!

      Между тем, пока Маюни возился с ветками, а Силантий пытался добыть для похода припасы, Ухтымка ходил за Кудеяром, нудно уговаривая:

      – Скажи дядьке своему, пусть меня с собою возьмет! Друзья мы с тобой или нет? Нечестно так выходит, коли ты в дозор отправляешься, а меня тут, ако рогожу никчемную, бросаешь. Я тебя завсегда выручал, помогал, заступался…

      Того, чтобы Ухтымка за него заступался, Кудеяр в упор не помнил, однако же все равно ощущал себя виноватым и без конца оправдывался:

      – Ну,