Мне не жаль. Аннэ Фрейтаг

шутка, что Марлене Миллер – такая бедолага. Она самая главная стерва. Я могла бы столько историй рассказать, но все равно меня никто не слушал…

      ГУСТАВ:

      Сначала я ничего не заметил. Меня не было в школе последние несколько дней. Ну, я не прогуливал или что-то в этом роде, а участвовал в соревнованиях по легкой атлетике. И когда я вернулся, записи все уже обсуждали. Моя девушка рассказала мне об этом. На самом деле, меня такие вещи не особо интересуют, это больше похоже на девчачьи штучки, но в данном случае речь шла о Лео. Мы знакомы с детского сада, Лео, Лене и я. Робкая улыбка. Однажды я даже был влюблен в нее. Я имею в виду Марлене Миллер. Довольно долго, если честно. Прошло много времени, я не думаю, что она об этом знает. Во всяком случае, запись была о ее брате, а он один из моих лучших друзей. Не могу представить, что то, что там написано, действительно правда. Я имею в виду, надеюсь, что неправда… Это жестко, если на самом деле так.

      МАРЛЕНЕ:

      Меня больше всего поражает не то, что она написала, а то, что она считала нас друзьями. Теперь я понимаю, что должна была предупредить своего брата о ней. Я имею в виду, я, конечно, предупреждала, но, видимо, недостаточно убедительно.

      МЕЛАНИ:

      Я думаю, что все это – чушь собачья. Огромное шоу. Марлене плачет только тогда, когда ей это выгодно. Честно говоря, не стоит воспринимать это слишком серьезно. А что до ее странного брата: сейчас я не особо удивилась. Первое, что приходит на ум, совсем не сочувствие. Хотя должна признать, что она написала об этом жестко. Мне стало его почти жаль. Но я все еще не могу ему сочувствовать.

      ЛИЗА:

      Думаю, это была она. Если в постели что-то не получается, всегда виноваты двое. Между мной и Леонардом, например, все было бы по-другому. Так что чисто гипотетически.

      МОРИЦ:

      Неужели я единственный, кто задается вопросом, все ли посты написаны одним и тем же человеком? Или, по крайней мере, был еще тот, кто редактировал.

      Среда, 20 мая

      – Ты забыла ее вчера, – говорит он сразу же, когда она садится в автобус, и протягивает ей сумку. Эдгар говорит это грубее, чем ему хотелось бы. А может, он хотел звучать так, но это даже смешно. Юлия смотрит на него, и выражение ее лица, которое только что было задумчивым, исчезает. Как будто кто-то стер его, как пятно со стола. Эдгар впервые сознательно замечает, насколько высокий у нее лоб. Широкий и изогнутый. А главное – тоже очаровательный. Кажется, все-таки он ни при чем. Он просто купился на ее детское личико. Не он первый.

      – Ты забрал ее, – отвечает Юлия.

      – Да, забрал, – и хотя это очевидно, он все равно отвечает на ее вопрос.

      Она смотрит на него и на сумку и ничего не говорит. Ни слова. Эдгар ждет благодарности, но так и не дожидается, поэтому в какой-то момент он просто говорит «Вот», и Юлия забирает у него сумку. Она по-прежнему ничего не говорит. Какого черта? Ему должно быть все равно.

      Эдгар избегает ее проницательного взгляда.