Схватки в тупиках (сборник). Павел Виноградов

по её телу, норовя залезть под пальто. Она тихо простонала, и не от страха, а от страсти. Это ещё больше распалило меня, и чем бы всё закончилось, неизвестно, если бы…

      – Ро-одька! – раздалось позади.

      Мать едва держалась на ногах. Пальто накинуто прямо на халат. У неё кончилось вино, и она доковыляла до магазинчика, приткнувшегося на первом этаже нашего дома. Может быть, хотела усидеть купленную бутылку на скамейке, чтобы я не видел. Или её привлекла возня в кустах. Какая разница.

      Аня вскочила и бросилась в свой подъезд, а я яростно глянул на мать. Но, увидев её лицо, подавился первым рвавшимся из меня словом. Лицо её… оно выражало не пьяное самодовольство, как обычно в таком состоянии. Оно было смертельно бледно и сведено ужасом. Мало-помалу ужас этот стал передаваться мне. Теперь я боялся, что она заговорит. Но она молчала. Потом подошла к скамейке, села, вытащила из пакета бутылку и протянула мне. Я сорвал наклейку и продавил пробку внутрь большим пальцем. Протянул бутылку матери. Она отхлебнула из горлышка и подняла глаза на меня. Я стоял, как школьник перед учительницей.

      – Ромка… Папаша твой, – несмотря на добавку, из голоса её почему-то исчезли пьяные нотки, – от меня гулял.

      Он ещё раз приложилась к бутылке.

      – …всё, что шевелится! – она бросила это с прорвавшейся давней злобой.

      – И эту… Лидку из шестого подъезда тоже.

      Глаза у меня полезли на лоб.

      – Ну что, понял?

      В глазах матери снова плескалась пьяная муть.

      – Сестра она твоя… Эта… с-сводная. Папашка один у вас. Я точно знаю, Лидка-покойница мне сама призналась. Не связывайся с этой девкой, слышишь!

      Всё стало ясно и понятно. И хорошо – всё разрешилось лучшим образом. Я почти поверил, что кто-то наверху всё-таки есть и устроил это для нас. Но мысль была мимолётной. Меня переполняло желание действовать.

      – Пойдём домой, мама, – я протянул руку пьяной женщине на скамейке.

      Здесь, в мокрых, но пышных ещё кустах у институтской больницы память об этом прикосновении к маминой руке сливается с памятью о прикосновении к руке Ани. Это было вчера. Мы виделись в последний раз, но она не знала об этом. И я убедился, что ни она, ни бабушка не догадывались о нашем отце, Анина мама унесла это в могилу. И хорошо.

      Мне плевать, что она моя сестра. Я люблю её и хочу, как женщину. Если бы она была здорова, я бы женился на ней, не раздумывая, и совесть моя бы ни пикнула. Может быть, я любил бы её с ещё большей страстью… Но ничего этого не будет. Вчера мы виделись в последний раз. Её прощальный взгляд – одновременно острый и беспомощный, испуганный и полный надежды – он останется со мной до последнего момента.

      Завещание в нагрудном кармане рубашке, Подольцев знает об этом.

      «Жизнь канет, как камень».

      Всё, пора.

      Я вытаскиваю пистолет, снимаю с предохранителя и упираю ствол под подбородок. Палец на спусковом крючке. Начинаю давить.

      Как же болит затылок!

      Аня, Аничка!

      Мама!

      «Жизнь…»

      Страшная