Самый святой человек. Евгений Александрович Егоров

еску.

      На улице было сумеречно. Солнце уже село, луна скрывалась где-то за облаками и единственным источником света был обшарпанный уличный фонарь.

      Костиков удовлетворенно кивнул и направился в ванную.

      Он принял душ, в котором на ощупь побрился одноразовой бритвой, вытерся небольшим вафельным полотенцем и тщательно почистил зубы. Выходя из ванной, он по привычке посмотрел в замызганное зеркало и разочарованно вздохнул.

      Спустя десять минут Костиков – в длинном потертом плаще до пола, темных форменных брюках и голубой рубашке с нашивкой «Охрана» – вышел из дома.

      На лавочке возле подъезда сидели три старушки и оживленно что-то обсуждали. При виде Костикова они замолчали.

      – Вышел-таки наконец, упырь, – ехидно заметила старушка, сидевшая в центре.

      – Не надоело вам? – устало поинтересовался Костиков.

      – Поговори тут у меня, – строго сказала старушка, сидевшая справа, и достала из-за пазухи большой православный крест.

      Костиков вздрогнул и быстро прошел мимо старушек.

      – То-то же, вурдалачье семя, – донеслось ему вслед.

      Выйдя из своего двора, Костиков замедлил шаг. Он проходил мимо ярко освещенного футбольного корта, на котором играла стайка ребятишек лет одиннадцати.

      “Какие же вы счастливые, – подумал Костиков, глядя на них. – И даже не понимаете своего счастья. Я бы все отдал за то, чтобы беззаботно гонять мяч по этом футбольному полю”.

      – Эй, пацаны, – закричал рыжий вихрастый парнишка, заметив Костикова. – Это же Кровосос.

      Игра сразу же прекратилась.

      Подбежав к ограде, ребята принялись наперебой выкрикивать:

      «Кровосос! Кровосос! Кровосос!».

      Костиков грустно посмотрел на них и зашагал прочь. В спину ему полетел огрызок яблока.

      “Так всегда”, – вздохнул Костиков, обходя огромную ржавую лужу.

      Под ногами шуршали пожелтелые опавшие листья. Костиков шел по тихим улочкам маленького городка, проходя через дворы, гаражи, парковки, стараясь никому не попадаться на глаза.

      И каждый раз, когда он встречал прохожих – подвыпивших мужиков, пенсионеров, устало бредущих в продуктовый магазин, школьников, выгуливающих своих собак, то ему казалось, что все эти люди смотрят ему вслед – кто-то просто с усмешкой, а кто-то – с откровенной ненавистью.

      Через десять минут Костиков подошел к большому мрачному зданию серого цвета, на табличке у входа которого виднелась полустертая надпись:

      «Солнечносветский шарикоподшипниковый завод».

      Костиков толкнул дверь и зашел внутрь.

      У проходной его ждал старик, одетый точно так же, как и Костиков – форменные брюки, рубашка с нашивкой «Охрана».

      – Опаздываешь, – недовольно пробурчал старик, глядя на Костикова.

      – На шесть минут всего, Михалыч, – примирительно сказал Костиков.

      – Шесть минут…Раньше на минуту опоздаешь – и в лагерь. Эх, кому я рассказываю, – махнул рукой старик.

      Он еще раз неодобрительно посмотрел на Костикова и сделал отметку в журнале. Затем накинул на плечи заношенную куртку и захромал к выходу.

      У двери старик обернулся.

      – В понедельник выйдешь вместо меня, – сказал он.  – Ко мне дочь с внуками приезжает, полгода не видел.

      – А в чем проблема увидеть их вечером, после работы? – спросил Костиков.

      Старик, казалось, не верил своим ушам.

      – Семья приезжает, – медленно проговорил он, словно общался со слабоумным.  – Семья, понимаешь. Хотя такому монстру как ты, конечно, не понять.

      – Хорошо, хорошо, выйду, – покорно сказал Костиков.

      – Так-то лучше, – кивнул старик.

      Когда дверь за ним захлопнулась, Костиков произнес короткое сочное ругательство. Затем сел за стол, закинул ногу на ногу и принялся читать газету «Солнечносветский вестник», оставленную стариком.

      Время от времени Костиков поглядывал на мониторы камер видеонаблюдения.

      Но все было спокойно. На тусклых черно-белых картинках, показывающих подъезды к заводу, коридоры, помещения цехов, не происходило никаких изменений. Иногда Костикову даже казалось, что камеры давно уже не работают, а картинки на мониторе – обычные фотографии, которые кто-то потехи ради вывел на экран и запустил слайд-шоу.

      Когда смена Костикова почти подошла к концу, дверь проходной открылась и в помещение зашел парень лет двадцати.

      – Здорово, Иван, – поприветствовал сменщика Костиков.

      Иван вздрогнул. Он был очень тощ, настолько, что форменная одежда висела на нем мешком, а голова казалась непропорционально большой, придавая ему вид огромного головастика.

      – П-привет, – заикаясь, проговорил он, не глядя на Костикова.

      – Что случилось? – удивился Костиков. – Кто тебя обидел?

      – Н-никто, – пробормотал Иван.

      Костиков