Сотник из будущего. Эстляндия. Андрей Булычев

своими помощниками, всюду распекая нерадивых или же недостаточно расторопных работников. Поместные поля с уборкой запаздывали. Крестьяне в первую очередь старались прибрать своё личное добро. Слух о предсказаниях Хозяина о трёх страшных годах был на слуху у каждого.

      – Архип, вот не совестно тебе? Андрей Иванович ведь вон какое вспоможение твоему хозяйству дал. От зерновых посевов на две трети освободил, переведя всё на твой любимый овощ да на пряные травы, а ты вишь как, свой овин не хочешь под сушку зерновых снопов отдавать. Эвон у соседей всё уже под завязку там забито, они обмолачивать их не успевают, а ты вон всё поперёшничаешь здесь. Ну вот что ты за человек-то, право слово, Архип?!

      – Ну, ладно тебе, Парфён Васильевич, наговаривать-то на меня! – вскинулся огородник. – Я же не отказывался вовсе от вспоможения, просто свою рожь с пшеницей и с овсом я уже всю высушил, а сейчас вон их обмолот заканчиваю. Ну а чтобы ничего просто так в хозяйстве не простаивало, у меня там горох с бобами и с кукурузикой пока подсушивается. Ежели их сейчас сырыми на долгое хранение заложить, то ведь глазом не успеешь моргнуть, как всё плесенью и гнилью пойдёт, только и останется опосля, что выкидывать. Да вон сам ты, Парфён Васильевич, своими глазами погляди на моё гумно! – и крестьянин кивнул на большое строение с прилегающими к нему сараями и навесами, стоявшее в самом углу большого двора.

      Здесь, на отгороженном от земель остального обширного хутора утоптанном месте, стояли скирды ещё не обмолоченного пока жита. На этом участке, называемом гумном, проводился его обмолот, а также шло последующее веянье зерна. Тут же рядом стояли и большие навесы, где хранились оберегаемые от непогоды ранее сжатые снопы. Рядом с гумном высилось большое бревенчатое сооружение – овин, в котором и производилась основная сушка снопов, шёл их обмолот, а далее происходило подсушивание уже обмолоченного зерна. В овине сейчас было жарко, из него при виде высоких гостей порскнули младшие чумазые Архиповичи, делом которых был пригляд за сушкой, поддержание высокой температуры внутри строения, и самое главное – это общий пригляд, чтобы не дай Бог ничего бы не вспыхнуло в этом огромном натопленном сооружении. Ибо овин состоял, кроме самих огромных бревенчатых строений, ещё и из ямы, где располагалась большая очаговая печь без трубы, которая-то и создавала здесь высокую температуру, потребную для просушки урожая.

      На верхних ярусах и по всем бокам овина лежали сейчас снопы сжатой пшеницы, убранной самой последней из всех зерновых. Центр нижнего яруса с полом из плотно утоптанной глины был занят горками зерновых культур, лущёного гороха, бобов и кукурузы.

      Парфён запустил руку в гору с горохом, внутри её было горячо и сухо.

      – Ого, как просушил-то ты его, однако! А не взопреет ли он у тебя от суши-то такой сильной?

      – Да не-ет, Васильевич, – протянул уверенно Архип. – Посуху сбирали ведь его, влаги-то потому и нет у меня на урожае. Правда, вот это золотое зерно, что Хозяин кукурузикой назвал, не вызрело ведь