Тот, кто ловит мотыльков. Елена Михалкова

с пастелью.

      Пахомова выудила из кармана кофты очки, нацепила на нос и, перегнувшись над низким штакетником, пристально рассмотрела коробку.

      – А-а, карандашики, – протянула она. – Вот это хорошо. Ксеня порадуется. Спасибо, милая! Сколько я тебе должна?

      Она полезла в другой карман, словно собираясь немедленно отсыпать Маше горсть мелочи.

      – Что вы, Тамара Михайловна! Это просто так, в подарок!

      – Ну хоть цветочков возьми. Да не тех, не выполотых!

      Она скрылась во дворе и вскоре вернулась с пучком небольших фиолетовых и розовых астр.

      – Красивые какие. Спасибо!

      – На здоровье! Ксеня! – вдруг тонко и пронзительно выкрикнула Пахомова. – Ксения! Иди сюда!

      В доме прошуршало, но никто не отозвался. Маша взглянула на Тамару Михайловну – слышала ли она этот звук?

      – Уроки свои, должно быть, учит, – с осуждением пробормотала Тамара. – Я ей передам твою коробочку, не бойсь.

      Маша бережно перехватила цветы под тоненькие ребристые стебли.

      – Тамара Михайловна, – небрежно спросила она, будто только что вспомнив, – а кто жил в пятнадцатом доме на Школьной?

      Тамара задумчиво пожевала сухими губами.

      – Дай-ка сообразить… В пятнадцатом, пятнадцатом… Это какой же?

      – Третий за поворотом. Перед ним ещё бузина старая.

      – А, бузина! Марина Мякинина там жила.

      «Мариша»!

      – Где она сейчас? – спросила Маша.

      – Марина-то? Померла она. В прошлом году померла.

      Маша поблагодарила и отошла, но от дороги снова вернулась к палисаднику.

      – Тамара Михайловна!

      – Ась?

      – А как она выглядела? Марина Мякинина.

      Старуха поправила на голове платок.

      – Ну как… Обычно выглядела. Женщина как женщина. Рослая. Молодая. Волосы рыжие, навроде твоих.

      8

      Вот все и объяснилось, говорила себе Маша на обратном пути. Имена похожие, и волосы рыжие, и возраст близкий – не удивительно, что Колыванов перепутал, он, должно быть, эту Марину-Маришу много раз провожал до дома по стариковской своей галантности. И тут ему снова подворачивается рыжеволосая женщина. Память дала сбой.

      Астры покачивали мохнатыми головками в такт ее шагам.

      Официальных улиц в Таволге было четыре. Улица Ленина, переименованная в девяностых в Центральную, улица Гагарина – в честь одноименного совхоза. Школу в Таволге построили, но так и не открыли, а длинное одноэтажное здание приспособили под клуб. От него отсчитывала начало Школьная, бывшая Советская. Четвертая же улица была, по сути, нагромождением переулочков, тупиков и проездов на задворках Гагарина и Центральной и носила название Лесная.

      Дойдя до развилки Гагарина и Школьной, Маша несколько секунд постояла, раздумывая, а затем свернула на Школьную.

      Змеиный ствол бузины перед домом она увидела издалека. В первую секунду ей показалось, что под бузиной кто-то стоит, но она прищурилась – и иллюзия растаяла. Где-то лаял Цыган. Перекрикивались