Роковой роман Достоевского. Ольга Тарасевич

кому рассчитываться? Достоевскому? Это же смешно!

      – Вы знаете, я тоже склонен полагать, что из-за этой статьи его могли убить, – подал голос стоявший рядом с парнем мужчина немногим за пятьдесят. – Хотя журналист в принципе специализировался на расследованиях, даже издал книгу своих статей, так что обиженных им могло быть много. Однако видите ли, какая штука… Сам я книгами редко торгую, я хозяин точки. Но, пока мы ждали приезда милиции, позвонил своему продавцу. И Светлана вспомнила этого парня. Он жаловался, что после выхода статьи именно про Достоевского за ним стали следить.

      – Да сто пудов! – перебил мужчину парень. – И на выставке его могли караулить. Не знаю почему. Может, в редакции охрана строгая. Но у нас последние дни ошивался один такой тип подозрительный. Конь в пальто, блин. Ничего не покупал, только глазами зыркал.

      – Так ты… тоже обратил на него внимание?

      – А то! Дядя Валера, он жутко подозрительный типчик!

      – А мне показалось…

      От треска не в меру разговорчивых понятых у Валентина Николаевича заболела голова. Да пошли бы они все со своими предположениями! Вот только не хватало ему геморроя выяснять, из-за какой статьи шлепнули журналиста. Он их написал, наверное, вагон и маленькую тележку!

      Но потом следователь вспомнил, что Соколов все же при осмотре тела признаков насильственной смерти не обнаружил. Вот было бы хорошо, если бы у мальчишки имелась какая-нибудь зловредная болезнь, которая в конце концов его и доконала. Тогда можно быстро оформить бумажки и не отвлекаться от «чекушки». И никакой он не алкаш, что бы Андрей ни говорил. Имеет, как говорится, полное право иногда расслабиться…

* * *

      Валера задерживается уже на час. Он еще вчера сказал: «Приду в восемь, принесу книжку с автографом». Что же такое автограф? Знакомое слово. Но нет, не вспомнить. А книжки – это хорошо. В них любовь и приключения. Финал – обязательно счастливый. Злые преступники наказаны. Добрые люди счастливы. В настоящей жизни, не книжной, все совсем по-другому. Там очень больно, страшно и несправедливо. Только захлопнулась дверь в память. И стало не больно. А даже спокойно. Почти. Иногда все же пронесется по памяти молния. Высветит красивое мужское лицо, два детских личика. Правда, потом комната меняется. Вот эта, с книжными полками, почему-то вдруг пропадает. Появляется какая-то другая, со скрипучей кроватью вместо дивана, с крашеными унылыми стенами. Вместо Валеры в нее уже приходит какой-то человек в белом халате. У него в руках небольшая штучка с острой иголкой. Иголку надо терпеть. Потерпишь, потерпишь – и снова комната меняется. Глядишь, а в ней уже и есть Валера. Пореже бы вспоминать те лица, мужское и детские. После иголки голова чумная, и перед глазами все плывет. Лучше уж не вспоминать.

      Валера – хороший. Он готовит еду, приносит книжки, водит гулять в Летний сад. Правда, часто уходит. Говорит, что на работу. Но тогда он посылает записочки в маленькую черную коробочку с круглыми кнопками. На записочки можно отвечать, Валера научил, это совсем несложно.

      Восемь