Черные паруса. Аластер Рейнольдс

настойчиво продолжала она, – не спорю, поиски топлива в таком месте – странное занятие. Но это всего лишь шарльер. Ходы здесь выкопали другие разумники, по причинам, которые мы не можем обсуждать. Тут есть вещи, непостижимые для нас. Но это не значит, что шарльер испытывает личный интерес к тебе, ко мне, к любой из нас. Все, что есть умного в нем, все, что могло бы реагировать на нас, приспосабливаться к нашему присутствию, пытаться нас обмануть, – все это давным-давно износилось, сломалось. Остались лишь тупые штуковины вроде этого грохочущего шара, и я готова поспорить на мешок пистолей, что он не знает о нашем присутствии, а если бы и знал, не смог бы изменить свое поведение. Ставлю второй мешок пистолей: если мы вернемся через миллион лет, он так и будет кататься по шарльеру, тратя тридцать восемь минут на оборот.

      – Я не испугалась, – сказала Страмбли чуть обиженно.

      – А если бы и испугалась, я бы не стала тебя осуждать, – заверила ее Прозор. – Страх помогает. Но надо чуять, когда можно доверять шарльеру.

      Страмбли не поддалась на уговоры потратить еще один световой росток, так что пришлось обойтись нашлемными фонарями, чьи лучи прыгали вверх-вниз, пока мы тащились по туннелю. Нам потребовалось пятнадцать минут, чтобы добраться до другой двери, – меньше, чем рассчитывала Прозор. И все это время сигнал локализатора становился сильнее и настойчивее.

      Вторая дверь была расположена на той же стороне туннеля, что и первая, но вместо того, чтобы вести в коридор, забирающийся вверх, она открывалась на другую нисходящую шахту. Однако спуск был не настолько крутым, чтобы стать препятствием, и вскоре наши фонари начали выхватывать впереди признаки еще одного обширного пространства. Шахта выровнялась, и мы вошли в другой дверной проем.

      Там-то и нашлось топливо. Мы прошли всего несколько шагов, прежде чем наши фонари высветили ребристый корпус бочки, затем еще одной и еще; каждая представляла собой окрашенный металлический барабан высотой с человека, с клапанами и датчиками снаружи. Они были поставлены друг на друга, в штабеля от трех до пяти штук. Это было сделано второпях, ни одна бочка не была выровнена с соседними, – казалось, высокие штабели можно без особых усилий повалить. Мы обошли штабели по кругу, затем осторожно протиснулись между ними, почти не разговаривая.

      Мы все пришли к одной и той же мысли: события приняли непростой оборот.

      – Их Рэк в таком виде оставил? – спросила Фура.

      – Нет, – ответила Прозор. – В этом не было необходимости.

      Большая часть помещения была пуста, лишь в середине высились башни из бочек, как своего рода скульптуры или элементы какого-нибудь святилища. В альковах, предназначенных для статуй, лежали кучи обломков, из которых торчали ступни или голени; пара темных дверей вела в более глубокие части Грохотуна.

      – Нам придется вернуться с серьезным снаряжением, – покорно сказала Страмбли. – Веревки, талевые блоки, силовые лебедки, гидравлика. Если не это окно, то следующее.

      – Мы за топливом пришли, – отрезала