Агонизирующая столица. Как Петербург противостоял семи страшнейшим эпидемиям холеры. Дмитрий Шерих

чаяния, увещания сии не подействуют, то к прекращению непозволительных скопищ будут приняты действительные меры, а виновники сих беспорядков и разглашатели нелепых и лживых слухов будут преданы суду, и наказаны по всей строгости законов».

      И все-таки инциденты не прекращались. Константин Яковлевич Булгаков так описывал поведение простолюдинов: «Стали они сами забирать тех, кои, по слухам, кидали порошки в лавочках на разные припасы съестные и питейные, и представлять их на гауптвахты; но дорогою их так колотят, что приводят всех избитыми, и привязываются к тем у коих находят уксус, хлор и тому подобное; этим также доставалось порядочно».

      Осип Антонович Пржецлавский, живший тогда неподалеку от Ордонансгауза (Комендантского управления на Садовой улице), вспоминал, что «видел множество несчастных, задержанных Бог весть за что»: «Я видел, как толпы народа отводили их туда избитых и окровавленных. Таким образом отведено и заарестовано было более 700 человек всякого звания, бо́льшею частью иностранцев и людей средних классов… Подобное возбужденное состояние в среде необразованных классов, подозрение в отравлении народа и последствия его, уличные беспорядки, повторились почти во всей Европе во время холеры. В Петербурге это состояние усложнилось и приняло определенную форму от случайного совпадения эпидемии с польским мятежом. Знаменитый медик, гражданский генерал штаб-доктор С.Ф. Гаевский говорил мне, что такое волнение умов и расположение к насилиям, по его мнению, есть одно из отличительных свойств господствующей в холеру ауры (aura), наводящей на массы род временного умопомешательства. Кроме климатических и гигиенических условий, лучшим противодействием этой ауре служит распространенная в народных массах образованность. В подтверждение такого взгляда Гаевский сослался на пример Англии и Швеции, где холера не вызвала беспорядков».

      Писатель Николай Лейкин рассказывал про эпизод, который случился тогда же с его отцом: «Любил отец рассказывать, как он во время холеры в 1831 г. был схвачен на Чернышовом мосту стоявшими тогда на набережной Фонтанки и взбунтовавшимися ломовыми извозчиками, искавшими поляков, будто бы отравлявших воду. Его приняли почему-то за поляка, обыскали и нашли у него в кармане банку ваксы. Дабы доказать, что это не отрава, отец должен был отхлебнуть из банки малую толику ваксы и тем спасся».

      Еще один случай несколько иного свойства произошел в девятом часу утра 25 июня. Служители фонарной команды, назначенной для поднимания с улице заболевающих и умерших от холеры, получили сообщение, что на левой стороне Лиговского канала лежит покойник. Человек, однако, оказался еще жив, хоть и при смерти. Его посадили на дрожки, толпа численностью человек двадцать окружила экипаж, а проезжавший мимо частный медик Каретной части штаб-лекарь Костылев бегло осмотрел человека и признал его мертвым.

      Уже после этого в больном заметили признаки жизни. И хотя он уже скоро в самом деле умер, толпа пришла в возмущение.