Моя любовь и другие животные Индии. Ирина Васильева

По побеленной стене осторожно двигается хрупкая, почти прозрачная ящерка. После заката сначала робко, а потом изо всех сил вразнобой настраивают громогласные скрипки цикады. Под окном на кусте висит погруженный в нирвану хамелеон.

      В ашраме в период муссонов жила одна гостья – русскоязычная девушка из Флориды. В дороге и деньги, и документы – украли. Говинда Махарадж дал ей приют. Крупная американка имела три имени: Татьяна – в честь русской бабушки, Уитни – так назвал дочку американский папа, и Уджашвари – это имя дали здесь, в монастыре. Когда в ней просыпалась русская составляющая, дева была сообразительной и предприимчивой, беда с головой случалась, как только начинала доминировать американская кровь.

      В школе я учила немецкий, в художественном институте иностранного языка не было. Когда я первые месяцы передвигалась по Индии, то вынуждена была изъясняться рисунками, мимикой и жестами. А еще я знала, оказывается, слова, выученные по фильму «Миссия невыполнима». Только два слова – possible и impossible – удалось освоить из могучего английского языка. Ну что же, я виртуозно научилась ими пользоваться в любых ситуациях. Меня понимали даже полицейские, но я не понимала ни слова, что было проблемой не для меня, а для собеседников. Бравые полицейские не раз меня подвозили к вокзалу на мотоциклах. Они обреченно догадывались, что иначе от меня не смогут избавиться никогда.

      Соскучившись по общению, я обрадовалась американке.

      «Шерочка с машерочкой», мы и выдвинулись на рассвете, наслаждаясь свежестью начала дня, среди многочисленной толпы стареньких садху, молодых монахов, бенгальских вдовых бабушек – мата джи. Сварливых старушек семейство с радостью отправляет в дальний путь, что, безусловно, угодно богам. Старухи, не вызывающие греховных взглядов, иногда не носят кофточек под сари. Отвисшая, сморщенная грудь едва прикрыта.

      Мы надели чоли и тоже обмотались по древним правилам в шестиметровые сари. Крупной американке ситцевое сари шло как корове седло. Во вьетнамках на босу ногу мы твердо решили пройти пешком по раскаленному асфальту весь путь, что составляло ни много ни мало по двадцать – двадцать пять километров в день, а предстояло четыре дня похода.

      «Острова Ганги» большей частью – метафора: за пятьсот лет после рождения Чайтаньи и Нитая гигантская река много раз меняла русло. Разливы ежегодно превращаются в бедствие. Где была вода – суша. Где была твердь – там сегодня зыбь.

      Огромная колонна подходит к берегу Ганги. Рассвет, но противоположный берег скрыт туманом. Громкий свист пересмешников заглушает голоса людей. У пристани – моторные лодки рыбаков. Сегодня они переправляют желающих бесплатно – так угодно богу. На лодки и паромы плотно набивается пестрая толпа. Испуская черные клубы дыма, тарахтят моторы. Расступаются клочья тумана, и приближается другой берег.

      В течение четырех дней по деревенским пыльным дорогам,