Шторм войны. Виктория Авеярд

посматривает на часы. «На войне как на войне», – сказал он некогда, пытаясь оправдать то, что пришлось сделать.

      – Если дети вернутся домой, убедим ли мы Пьемонт остаться в стороне? – спрашиваю я. – Сохранять нейтралитет?

      Премьер крутит в руках пустой бокал, и в многочисленных гранях отражается мягкий свет фонарей. На лице Дэвидсона я читаю сожаление.

      – Сильно сомневаюсь.

      – Они здесь? – Анабель изо всех сил изображает спокойствие – такое ощущение, что у нее вот-вот лопнет жила на шее. – Дети Бракена здесь?

      Дэвидсон вместо ответа молча наполняет свой бокал.

      Старая королева воздевает палец, и глаза у нее сияют.

      – А. Они здесь, – она улыбается еще шире. – Прекрасно. Мы можем потребовать от Бракена много солдат. Целую армию, если понадобится.

      Я рассматриваю салфетку у себя на коленях, испачканную жирными отпечатками пальцев и следами помады. «Возможно, они где-то рядом. Смотрят на нас. Стоят у окна в запертой комнате». Интересно, они уже достаточно большие, чтобы требовалось присутствие молчаливых стражей или даже пытки цепями, вроде тех, что носила я? Я знаю, каково жить в такой тюрьме.

      Я незаметно притрагиваюсь к собственным запястьям, щупаю кожу. Кандалов нет. Электричество сменило тишину.

      Тиберий внезапно бьет кулаком по столу, так что тарелки и бокалы подпрыгивают. Я тоже подскакиваю – от неожиданности.

      – Брать дань солдатами мы не будем, – рычит он. – Достаточно и ресурсов.

      Анабель мрачно смотрит на внука, и морщины у нее на лице углубляются.

      – Чтобы выиграть войну, нужны люди, Тиберий.

      – Закрыли тему, – обрывает он.

      И решительным движением разрезает пополам последний кусок стейка.

      Анабель усмехается, обнажив зубы, но молчит. Он ее внук, но также и король – она сама это признала. И черта, отделяющая уместный спор с королем от неуместного, давно пройдена.

      – Значит, завтра нам придется умолять монфорцев, – буркаю я. – Других вариантов нет.

      Раздосадованная, я прошу еще бокал вина и, не тратя времени, опустошаю его. Красное сладкое вино успокаивает нервы – настолько, что я почти полностью игнорирую чей-то взгляд. Взгляд бронзовых глаз.

      – Можно и так сказать, – признает Дэвидсон, глядя в пространство.

      Он снова опускает глаза и смотрит сначала на часы, потом на Кармадона. В этом взгляде содержится неизмеримая глубина смыслов. Я завидую им – и вновь жалею, что у нас с Тиберием вышло по-другому.

      – Каковы наши шансы? – Тиберий прямолинеен, откровенен и властен.

      Его учили, что именно таким должен быть король.

      – Получить в свое распоряжение нашу армию целиком? – Дэвидсон качает головой. – Никаких. Нам нужно защищать свои границы. Но… половина? Или чуть больше? Весы вполне могут склониться в нашу сторону. Если…

      «Если». Ненавижу это слово.

      Я собираюсь с духом, внезапно ощутив себя на грани. Такое ощущение, что терраса вот-вот рухнет подо мной, и мы все полетим в бездну.

      Лицо