Квартирный. Олег Савощик

 – думалось. – Сам, поди, и не ворочусь”.

      Город он нутром почуял: разом навалилась невиданная тяжесть, вдавила голову в плечи, отозвалась жаром в груди. А потом и услышал. Телег вокруг стало больше: они рычали механическими сердцами, пыхтели, выдыхая смрад, гудели протяжно, оглушительно, как ни птице, ни зверю не по силам. Тимоша обхватил голову руками и зажмурился, уткнувшись бородой в колени.

      Не сразу заметил, как всё кончилось. Вокруг стало тише, телега прекратила дрожать. Рюкзак с Тимошей взметнулся вверх. На плечах у нового Хозяина всяко спокойней, чем в смердящем чреве железного чудища.

      Не высовывая головы, Тимоша попытался почувствовать свой новый дом, но перед мысленным взором раскинулась лишь густая мгла, дохнула сыростью, как из-под земли.

      – Здравствуйте, Виктор. – Голос молодой, девичий, совсем близко.

      – Добрый день, – ответил Хозяин.

      Над головой что-то зашуршало, загудело, и Тимоша почувствовал легкое щекотание внизу живота, как в ту ночь, когда старый Хозяин смастерил на иссохшей яблоне качели для внука. Домовой дождался, пока в хате все уснут, и катался под луной до рассвета. Сейчас, испытав то же чувство сидячи в рюкзаке, он понял – их тянет вверх.

      – Уезжали? – спросила молоденькая.

      – Да. – Голос Хозяина сухой и колкий, как крошки от печенья. – На похороны. Дедушки.

      – Я вам очень соболезную…

      Легкий толчок, и подъем закончился. Забренчали ключи, один за одним послышались звуки отпираемых замков.

      – Может, вам нужна какая-нибудь помощь? – Робкий вопрос.

      – Спасибо, Алеся.

      Хлопнули двери, щелкнул замок. Рюкзак поставили на пол. Тимоша услышал удаляющиеся шаги, а затем и приглушенный шум воды. Осторожно, стараясь не издавать лишних звуков, выбрался из рюкзака.

      – Хоромы не ахти какие… – бормотал себе под нос, осматриваясь.

      Белые стены, белые потолки без люстры. Полы чудные – с виду дерево, но деревом и не пахнут, и гладёхонькие как бумажный лист. Разложенный диван с измятой простыней, стул, на столе странный тонкий телевизор: вот и всё небогатое убранство единственной комнаты. Ни комода с шуфлядами выдвижными, ни коврика самого захудалого. Столешница и та без скатерки.

      Тимоша запрыгнул на подоконник, глянул в окно и едва не свалился обратно. Верхотура-то какая! Слыхал он, что в городах люди выше деревьев живут, под самыми небесами, но чтобы так…

      Домовой задрал воротник тонкого кафтана, поежился. Отовсюду тянуло холодом. Не сквозняком, не морозной стужей с улицы; от самих стен шел холод безжизненного камня.

      Хозяин этого и не замечал будто. Стянул свитер, расстегнул ворот рубахи и уселся на диван. Достал из кармана мятую карточку.

      – Ну и на кого ты меня оставил? – спросил в пустоту.

      Тимошка спрыгнул с подоконника и устроился рядом с Виктором.

      – На меня, вестимо, – буркнул, всматриваясь в фотографию.

      Там старый Хозяин, еще крепкий, без дрожи в пальцах и белесой пленки на глазах, обнимал внука, десятилетнего Витю. И река блестела в солнечных лучах.

      – Гляди, какой ты вымахал, – сказал Тимоша. – Я тебя еще совсем дитем помню…

      В кармане у Хозяина заиграла коробочка – похожая была и у деда. Внук подарил.

      – Виктор Сергеевич, вы где? – спросила женщина из коробочки.

      – Дома. Только вернулся с похорон.

      – Соболезную.

      Тимошка фыркнул – тепла в том голосе было не больше, чем в этих стенах.

      – Спасибо.

      – Виктор, за те дни, что вы отсутствовали, работа никуда не делась. Ваши отчеты должны быть готовы к утру…

      Закончив разговор, Хозяин бросил короткий взгляд на непонятный телевизор и выругался. Снова уставился на фотографию, потирая щетину. В покрасневших глазах дрожали, готовые вот-вот сорваться по щекам слезы.

      – Ну ты давай… этого. – Тимоша коснулся его плеча. – Не раскисай. Прорвемся…

      Хозяин на миг замер, будто что-то почуял. А затем по сумеркам квартиры ударил свет, холодный, как в зимнюю ночь. Тимоша глянул в окно и отскочил пущенным ядром, ударился о стену, забился в угол, несмотря на пронизывающую стужу. Спрятал голову и зажмурился.

      Лишь бы не смотреть.

      Туда, за окно.

      Где гигантский череп, и глаза его как две луны, чей мертвый свет обжигает кожу даже под кафтаном. И гул вокруг, не ясно – то ли дрожит всем телом домовенок, то ли сами стены ходят ходуном.

      Одним глазком Тимоша глянул на Хозяина. Тот продолжал сидеть на месте, Тимофей лишь видел, как трясутся его плечи в беззвучных рыданиях.

      – Не прощу тебя! – Виктор швырнул фотографию. – Слышишь? Не прощу!

      Гул нарастал тем сильнее, чем громче кричал внук. Бледный свет будто вытягивал все краски из комнаты, от предметов остались лишь очертания.

      – Оставил меня здесь одного! Как ты мог меня оставить?!

      Тимоша