Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942. Генрих Хаапе

еще продолжали удерживать этот оборонительный рубеж.

      Глава 7

      Поля в огне

      Военная удача продолжала сопутствовать нам и в дальнейшем. Первые два дня после прорыва линии Сталина мы продолжили свое походное движение под легким, но продолжительным летним дождем. За это время наш передовой отряд вступал лишь в короткие перестрелки с отступавшими остатками частей противника. Нам удалось захватить большое число пленных. Нам попадались лишь остатки разгромленных соединений отступающей Красной армии. Многие красноармейцы побросали свое оружие и лишь искали удобного случая, чтобы сдаться в плен. Мы больше не встречали никаких вражеских оборонительных укреплений. Лишь изредка противник предпринимал неподготовленные попытки задержать наше стремительное наступление.

      После обеда на второй день наступления снова появилось солнце, ласковые лучи которого высушили наши промокшие мундиры и согрели наши тела. И вскоре две промозглые ночи были забыты. Как и совсем недавно, мы опять совершали длинные переходы в восточном направлении. Прорыв линии Сталина казался уже далеким прошлым, и многим солдатам даже не верилось, что когда-то был перерыв в этом монотонном, изматывающем движении на восток. Наши походные колонны все шли и шли, без остановок и без отдыха.

      – Я смог уговорить Больски, и он забрал свою жалобу на Штольце! – сказал, обращаясь ко мне, Кагенек.

      Конфликт между ними возник еще в деревне Гомели, когда Больски по собственной инициативе встал во главе одного из отделений 10-й роты Штольце и атаковал в лоб опасный третий дот. А ведь Штольце собирался обойти дот и лишь позднее при удобном случае уничтожить его. Но Больски посчитал, что будет лучше, если он заставит вражеский дот замолчать немедленно, так как тот причинял слишком большой урон нашим войскам, переправлявшимся по временному мосту. Больски, возглавивший штурм дота, сам нес взрывчатку и сам поджег бикфордов шнур. Однако во время этой атаки погибли два бойца из роты Штольце. Штольце пришел в ярость и без обиняков, откровенно высказал все в лицо Больски.

      По мнению Шольце, атаковать хорошо защищенный дот в лоб было безумием. Польски не должен был бесцеремонно вмешиваться в дела его роты и забирать его солдат, чтобы безрассудно подставлять их под пули. Шольце упрекнул Больски в том, что тот не имеет ни малейшего представления об управлении войсками в бою и лучше бы он оставался в Польше, где ему и место.

      – Видимо, для Больски это и была истинная причина подать жалобу! – заметил я.

      В ответ Кагенек рассмеялся:

      – Да, именно так! Как раз из-за этого он и разозлился больше всего. А когда он с соблюдением всех норм воинского устава обратил внимание Штольце на то, что его фамилия Больски, а не Польски, Штольце испортил все еще больше, заявив во всеуслышание: «Что касается меня, то называйте себя хоть Дойчски, если это доставляет вам удовольствие! Но держите свои проклятые польские руки подальше от моей роты!»

      Немного помедлив,