Приключения в дебрях Золотой тайги. Станислав Гольдфарб

пути осваивают англичане, голландцы, датчане! Даже американские путешественники стремятся в северные широты. Не обидно ли это!? А что же мы, енисейцы? Когда-то соперничали славой с Мангазеей златокипящей, с форпостом сибирской торговли в Европе, а теперь проигрываем, отстаём от иностранных корабелов, не успеваем за ними! И сколько же будем на питерский да московский капитал кивать, ожидаючи, когда он к нам пожалует? В столицах, видать, дела поважнее, проблемы посерьёзнее, раз не видят они государственного интереса.

      Дума встрепенулась, зашумели гласные, слышно стало, как сдвигаются стулья, послышались выкрики с мест.

      – А вы желаете, чтобы мы более пеклись об интересах купца Базилевского? Отчего он только часть экспедиции финансирует?

      – Зачем она нужна, эта экспедиция, ведь корабли Базилевского давно по Тунгуске ходят?!

      – Мы – городское собрание, а не клуб меценатов…

      Катаев терпеливо слушал.

      – Я готов отвечать, господа гласные. Действительно, Базилевский платит только за часть пути. Действительно, у Базилевского здесь свой интерес, касаемый золотопромышленности. Но вам также известно, что эта отрасль терпит сегодня убытки. И вы также знаете, в каком бедственном положении приисковый люд. Голод! На приисках голод! А почему? Короткая летняя навигация. Можно ли её продлить? Можно, но без экспедиции, без новых исследований ничего не получится. Да вам не хуже моего известно – капитаны водят корабли на свой страх и риск. И что может перевезти десятисильный пароходик?! Да, он рискнул без лоций пройти по притокам Подкаменной Тунгуски – Теи, Вельмо – менее девяти вёрст. А длина их 300 вёрст! Так что там за девятой верстой? Жизнь, или вечный холод? Люди, или звери одни?

      Зал снова зашумел, а некоторые гласные вскочили с мест, выкрикивая:

      – Базилевскому выгодно, а мы изучай пути!?

      – Город найдёт, куда потратить деньги!

      – Пускай сам и финансирует!

      – Грабёж! Городские деньги в воду?

      Председатель пытался утихомирить публику. Он тряс своим колокольчиком и охрип, призывая зал соблюдать спокойствие. Куда там! Думцы не на шутку разбушевались. Наконец председательствующий нашёл выход. Он выкрикнул:

      – Пожалуйте на выступление, Фрол Силыч!

      Думский гомон затих. Теперь уже почтенное собрание подавало одобрительные голоса:

      – Вот, Силыч, и скажи всё как нужно…

      – Конечно, скажет! Базилевский в прошлом году отказался его хлеб для промыслов покупать…

      Биряков медленно подошёл к столу председателя. Он ещё только повернулся лицом к залу, а тишина уже стояла полная. И те, кто его ненавидел за удачливость и фарт, и те, кто уважал за деятельность на общественном поприще, и те, кто получал от него отказы или, наоборот, помощь, – все глядели на купца в оба и приготовились ловить каждое слово.

      Биряков ещё какое-то время молчал, глядя исподлобья на собравшихся, словно о чём-то думал. В руках у него была газета. Он сжимал