Возлюбленная герцога. Сара Маклейн

не сумев уберечь единственную женщину, какую он когда-либо любил.

      И за это он будет сражаться с ними до конца времен.

      Дверь отворилась, он сжал кулаки и перенес вес на ноги (бедро пронзило болью), готовясь встретить удар. Готовясь ответить своим ударом, для этого ему хватит силы.

      И застыл на месте. В коридоре было не намного светлее, чем в комнате, но все же он разглядел фигуру. Не снаружи. Внутри. Не входящую. Выходящую.

      Когда он пришел в себя, в комнате кто-то был. В тени. Он не ошибся, но то были не его братья.

      Сердце заколотилось в груди, неистово и отчаянно. Он помотал головой, пытаясь прояснить мысли.

      Женщина в тени. Высокая. Худощавая и сильная, в брюках, плотно обтягивавших невероятно длинные ноги. Кожаные сапоги заканчивались выше колен. И пиджак, позаимствованный из мужского гардероба. Женственности придавала лишь золотая отделка, слегка поблескивающая в темноте.

      Золотая нить.

      Прикосновение не было призрачным. И голос – тоже.

      Он шагнул в ее сторону, уже потянулся, отчаянно тоскуя по ней. Ее имя вырвалось из его уст, прогремев, как колеса по разбитым булыжникам:

      – Грейс.

      Краткий вдох. Едва слышный. Едва случившийся.

      И все же явный.

      Теперь он знал.

      Она жива.

      Дверь захлопнулась, и она исчезла.

      Его рев сотряс потолочные балки.

      Глава 4

      Грейс повернула ключ в замке с молниеносной скоростью и едва успела выдернуть его из замочной скважины до того, как дверная ручка задергалась – попытка побега.

      Нет. Не побега. Погони.

      Раздался вопль, гневный и страдальческий. В нем слышалось и еще что-то.

      Вслед за криком послышался глухой удар. Она узнала его сразу. Кулаком по дереву, достаточно сильно, чтобы испугать до смерти.

      Только она не испугалась. Вместо этого прижала руку к двери, распластала ладонь и затаила дыхание, дожидаясь.

      Ничего.

      «А если он ударит снова, что тогда?»

      Пронзенная этой мыслью, она резко отдернула руку.

      Он не должен был очнуться. То количество опия, каким его напоили, могло уложить и медведя. Достаточно, чтобы удерживать его одурманенным до тех пор, пока его плечо и нога не будут готовы к нагрузкам. Пока он не будет готов к бою с ней.

      Но она видела, как он, не колеблясь, поднялся с кровати, а это значило, что раны заживают быстро. Что мускулы его наливаются прежней силой.

      А она хорошо знала эти мускулы. Хотя и не должна была.

      Она намеревалась вести себя как можно более отстраненно. Обрабатывать раны и ухаживать за ним лишь для того, чтобы выгнать его – наказать так, как он этого заслуживал с того самого дня два десятка лет назад, когда он разрушил все их жизни, а в первую очередь – ее собственную.

      Она планировала эту месть долгие годы, оттачивая мастерство и вынашивая ярость, и была готова свершить правосудие.

      Но совершила ошибку. Прикоснулась к нему.

      Он был таким неподвижным, и таким сильным, и так отличался от