Частный визит в Париж. Татьяна Гармаш-Роффе

Где наследство – там интерес, мотив преступления, детективы все читают, все разбираются… Так ведь?

      – Так, – усмехнулся Максим.

      – Вот. А они – почему?

      – Почему?

      – Если Арно еще не оформил бумаги на столик – то это не ваше, а Сонино наследство. Поэтому она и ее муж промолчали. Собственно, по тем же причинам, что и вы. Дорогой он, интересно?

      – Должно быть. Восемнадцатый век все-таки. Венецианская школа.

      – Разбираетесь?

      – Нет, дядя как-то говорил… Он у экспертов справлялся. Эти вот инкрустации розовым деревом, лакировка, медная ковка, что-то еще, не помню… Кроме того, он вроде как принадлежал русской императрице Екатерине Великой.

      – Как же Соня упустила такую вещь? Они ведь с мужем коллекционируют антиквариат!

      – Не она с мужем, а ее муж. Только я слышал, что Арно отказался ему продать, хотя Пьер просил. Арно говорил, что этот столик ему не принадлежит, что он только хранитель чужого имущества.

      – То есть вашего имущества.

      – Нашего. Русской ветви нашего рода.

      – Неплохой повод для убийства, а? Пока месье Дор не написал свое завещание, убить его… И столик становится наследством Сони. А?

      – Вы серьезно?

      – Пока нет. Вы бы Соне поверили?

      – В чем?

      – Так, вообще… Что она говорит правду.

      Максим удивился вопросу.

      – Почему вы меня спрашиваете?

      – Не знаю, так просто. Она такая… – Реми искал слова. – Необычная. Я с такими не встречался, не знаю, что и думать. Вы режиссер, должны разбираться в лицах… Разве нет?

      – Совсем не обязательно.

      – Я разочарован. Так поверили бы?

      Максим взглянул на Реми, но так и не сумел понять, была ли в его вопросе ирония.

      – Не поверил бы, – сказал Максим.

      – Почему?

      – Не знаю, поймете ли вы мой ответ.

      – Попробуем.

      – Соня – актриса.

      – То есть?

      Максим задумался. Изящная надломленность, неуловимая манерность… Что-то от эпохи немого кино. Хрупкая капризность, утонченность, декадентство, наивная и порочная улыбка… Нет, не порочная, не то слово, – бывалая, – нет, опять не то… Знающая, посвященная в тайны – вот, это ближе; жрица, священная змейка, магия, Древний Египет. Глаза темные, глубокие, непроницаемые; не выдают, не отвечают, втягивают и колдуют…

      Реми смотрел на Максима внимательно. Максим запнулся:

      – Э-э-э… Не профессиональная, конечно, а просто относится к типу играющих женщин… Короче, я бы на свой вопрос не стал от нее ждать ответа, на который можно положиться.

      – Вот вы как… Разобрались. Интересно увидеть режиссерское мышление… Значит, актрисам вы не верите?

      – Нет.

      – Понятно. Но Соня знает, что отец собирался вам столик передать?

      – Знает. Об этом пол-Парижа знает, насколько я могу судить. Вы в чем-то Соню подозреваете?

      – Нет, – покачал головой Реми. – Пока нет. Надеюсь, и не буду.

      – Что вы хотите сказать этим «надеюсь»?

      – Было бы обидно, чтобы такая женщина оказалась преступни�