Девочка, которая спит. Девочка, которая ждет. Девочка, которая любит. Елена Булганова

увидишь? – продолжал пытать меня Ванька. – И вы все-таки встретитесь. Будете действовать по ее плану?

      – Ну, наверное, – ответил я. – Другого-то нет.

      – Бредятина, нельзя так делать! – горячо вскричал Разин.

      Я даже подскочил от изумления.

      – Почему нельзя, Вань? Кроме всяких профессоров нам точно никто не поможет.

      – Чушь! Ты сам сказал, что такого никогда в мире не было, так? Конечно, я всякие там научные книжки не читаю, но и не дурак, понимаю: если бы такое хоть разок случилось, то все бы знали, а американцы фильм бы сняли. В общем, эти профессора только запрут вас в какой-нибудь тайной больнице и будут всякие опыты делать. А потом еще сообщат вашим родителям, что вы на фиг померли, и будете вы там до старости… во сне общаться. Как тебе это?

      Да, надо признать, Ванькины слова мне не понравились. Уж очень смахивали на правду. Удивительно, что такая мысль пришла в голову моему другу, а не всезнайке Иоле. Интересно, что бы она сказала, услышав эту пламенную речь? Наверняка обозвала бы Ваньку идиотом и послала куда подальше.

      Разин смотрел на меня так требовательно, словно ждал, что я прямо сейчас решительно откажусь от планов обратиться за помощью к ученым. Странно, с чего бы его так разобрало? Я хотел спросить об этом, но в этот момент в комнату заглянула вернувшаяся из магазина мать и спросила:

      – Мальчики, вы что так раскричались?

      Ванька здорово смутился, съежился и ответил почти шепотом:

      – Да это я так… про школу рассказываю.

      Вскочил и попятился к двери со словами:

      – Я, это, пойду, наверное. Меня типа ждут. Давай, Алёха, поправляйся, я на днях еще забегу.

      Через пару дней я категорически отказался валяться в кровати. Пусть лучше меня отправят в больницу, чем таращиться весь день в потолок и сходить с ума от тревоги. Все мои попытки потихоньку выплевывать лекарство с треском провалились под пристальным материнским взором. Я по-прежнему не знал, что произошло с Иолой. Ванька больше ко мне не приходил, и вообще никто не навещал. Ясно, что в глазах всех я был распоследним психом, к которому и приближаться опасно. Раз я спросил у матери, когда мне можно будет выходить на улицу, а она посмотрела на меня страдальческим взглядом и сказала:

      – Если хочешь, я сейчас доварю суп, и мы куда-нибудь сходим.

      Стало ясно, что на улицу одного меня ни за что теперь не пустят. Я молча поплелся в свою комнату. Но еще через несколько дней мне так захотелось на улицу, что я был готов согласиться на материнские условия.

      – Мам, может, пройдемся? – предложил я, краснея. Как младенец какой-то, честное слово!

      Мама тут же прекратила разделывать курицу, засунула тушку в холодильник и сказала, тщательно притворяясь веселой:

      – Я буду готова через десять минут. Куда хочешь сходить?

      – Да мне все равно…

      Только бы подальше от опостылевшей комнаты, ставшей тюрьмой.

      – Тогда, если не возражаешь, дойдем до магазинов в центре, поищем Кире подарок на день рождения.

      Я сначала