Опиум интеллектуалов. Раймон Арон

холодности отношений между теоретически равноправными людьми. Бойцы Вандеи сражались за свое миропонимание, но не за свои оковы. По мере удаления во времени события снисходительно делается акцент на противоречии между прелестью вчерашних сюжетов и сегодняшним страданием народа.

      Контрреволюционная полемика сравнивает постреволюционное государство с государством монархическим, человека, оставленного без защиты на произвол богатых и власти, с французами, полями и городами, которые старый режим объединял в общины с общечеловеческими задачами. Потому, что государство Комитета общественного спасения, Бонапарт или Наполеон брали на себя решения многих проблем, они были в состоянии требовать от нации большего, чем Государство Людовика XVI, – это очевидный факт. Никакой легитимный правитель XVIII века не мог бы и мечтать о подъеме масс. Устранение личного неравенства влекло за собой одновременно и бюллетень для голосования, и воинскую повинность, а военная служба была всеобщей задолго до права на всеобщее голосование. Революционер настаивает на свержении абсолютизма, участии представителей народа в обсуждении законов, конституции вместо произвола, вместе с непрямыми выборами и самими исполнительными органами. Контрреволюция напоминает, что власть в недавнем прошлом, в принципе абсолютная, была на самом деле ограничена обычаями, привилегиями стольких промежуточных сословий, неписаными законами. Великая революция (и вероятно, все другие революции) обновила идею государства, но она ее, в сущности, омолодила.

      Социалисты приняли сторону контрреволюционной полемики. Устраняя разнообразие личного статуса, из различий между людьми они оставили существовать только деньги. Аристократия потеряла политические позиции, престиж и в значительной степени экономическую основу своего общественного слоя, земельную собственность. Но под предлогом равенства буржуазия монополизировала казну государства. Одно привилегированное меньшинство заменили другим. А что получил от этого народ? Более того, социалисты стремились объединиться с контрреволюционерами в критике индивидуализма. И они тоже с ужасом описывали «джунгли», в которых отныне живут люди, потерянные среди миллионов других людей, в битвах одних против других, все одинаково подчиненные случайностям рынка, непредвиденным скачкам конъюнктуры. Пароль «организация» заменяет или добавляется к паролю «освобождение», организация, осознанная коллективизмом экономической жизни, чтобы избавить слабых от господства сильных, бедных – от эгоизма богатых, саму экономику – от анархии. Но та же диалектика, которая отмечала переход старой Франции к буржуазному обществу, в худшем виде воспроизводится в переходе от капитализма к социализму.

      Устранение трестов, крупных концентраций средств производства в частных руках – любимая тема левых. Они вступаются за народ и порицают тиранов. Современная картинка представляет монополистов как сеньоров, эксплуатирующих