За горизонтом социального пространства. Хроники конструктивной социологии. Юзеф Дуберман

Мягко говоря, я уже немолод и успел много чего повидать в этой жизни. Родился я в 1943 году, когда полыхала Вторая мировая война. Попасть на фронт я, естественно, не успел, однако отец мой погиб за месяц до того, как я появился на этот свет. Я видел его лишь на фото. Остальные мои близкие родственники – и бабушка с дедушкой, и мама, и старшие братья – все они выжили благодаря тому, что догадались и успели эвакуироваться. В противном случае их убили бы гитлеровцы за то, что они евреи. Ныне никого из них в живых не осталось, но они закончили свой жизненный путь естественной смертью.

      Когда война закончилась, наша семья вернулась в Крым, в те места, в которых она проживала до войны. Моей маме было очень тяжело одной с четырьмя сыновьями на руках, и бабушка с дедушкой взяли под свою опеку меня, последнего ребенка своего погибшего сына. Дедушка был простым подсобным рабочим, работал тяжело, и я не помню ни одного случая, когда у него был выходной день или отпуск. Зато мы в те нелегкие послевоенные времена не голодали. Учился я легко и успешно, болел нечасто и рос вполне советским мальчиком, полностью уверенным в том, что мне посчастливилось родиться и жить в единственной в мире самой замечательной стране. До сих пор помню, как я безутешно страдал и плакал, когда умер великий вождь и учитель Сталин. Бабушка с дедушкой между собой общались на идиш, со мной они обычно говорили по-русски. Я говорить на идиш не умел, но все понимал дословно. Когда они называли Сталина «дер ганыф» (т. е. вор, бандит), я понимал, что это значит, но, к счастью, когнитивного диссонанса на этот счет во мне не возникало. Видимо, я подспудно понимал, что у них жизненного опыта больше, чем у меня, и они имеют право на свое собственное мнение. Теперь-то я давно уже понимаю, насколько они были правы.

      Я довольно рано осознал необходимость освоить такую профессию, которая помогла бы мне зарабатывать достаточно для того, чтобы я смог взять на свои плечи ответственность за благополучие моих прародителей. Поэтому после окончания неполной средней школы я не пошел в восьмой класс, а поступил на механическое отделение техникума пищевой промышленности. После первой же практики на консервном заводе я убедился в том, что голодать мы не будем, и это сильно успокаивало. Но одновременно с этим я с грустью обнаружил, что механик из меня получится никакой, и радость от ковыряния в механизмах меня не посетит никогда. Тем не менее комплекс теоретических предметов я освоил успешнее, чем мои однокашники, и получил право первым выбирать из списка тех мест работы, которые были предложены для нашего выпуска. Первого августа 1962 года восемнадцати полных лет от роду я прибыл в город Одессу и приступил к исполнению обязанностей сменного мастера цеха с окладом в 90 полновесных советских руб лей.

      Славная Одесса приняла провинциального симферопольского юношу в свои жаркие объятия по-одесски. Началось с того, что в первый же день на городском пляже Ланжерон у меня свистнули всю мою одежду, кроме плавок, в которых я нырнул в ласковые волны Черного моря. Нельзя сказать, что меня оставили без помощи. В пляжном участке дежурный милиционер нисколько не удивился такому событию, вытащил из-под прилавка старые засаленные штаны, дал их мне для того, чтобы я смог добраться до своего жилища, и строго предупредил меня о том, что штаны эти я обязан вернуть незамедлительно, поскольку они вскоре понадобятся очередному лоху. Вообще во время моей одесской одиссеи случалось много удивительного. Я всеми силами старался интегрироваться, однако глубоко разобраться в новой для меня реальности бытия мне не удалось, поскольку менее чем через полгода меня призвали в ряды советской армии для исполнения священного долга по защите своей родины от внешних врагов, вынашивающих дерзкие планы и намерения нарушить нашу жизнь, мирно протекавшую под сенью великого учения марксизма-ленинизма и под чутким руководством безмерно заботливой коммунистической партии. Конкретная цель, которую поставили перед нашим призывом – освоить новую военную игрушку, четырехствольную, скорострельную, к тому же еще и самоходную зенитную установку по имени «Шилка». Немыслимое удовольствие!

      Свой долг своей Родине я покорно отдавал в течение трех постылых лет. Это достаточно длинный срок для обдумывания вариантов своей будущей жизни. Мне этого срока хватило, чтобы забыть о техническом образовании и настроиться на гуманитарную стезю. Мне сказочно повезло, я успешно сдал экзамены и был принят в качестве студента философского факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, который в те времена был наилучшим и наиболее привлекательным вузом из числа тех, что для меня доступны. На втором и третьем курсах обучения я прошел специализацию на кафедре формальной логики, и это стало вторым важным шагом в моем профессиональном становлении. Мало того, мне несказанно повезло в связи с тем, что на нашем факультете была учреждена кафедра методики и техники конкретных социальных исследований. Это был настоящий прорыв на фоне многолетнего отторжения социологической дисциплины как таковой в стране заскорузлого и навязчивого научного коммунизма. Так я стал одним из членов единственной студенческой группы советских социологов, в которых насчитывалось аж шесть человек. Учебников на русском языке у нас не было вообще, и нам пришлось тщательнее осваивать английский язык. Профессорско-преподавательский состав