Название | Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 1 |
---|---|
Автор произведения | Ю. В. Лебедев |
Жанр | Учебная литература |
Серия | Учебник бакалавра теологии |
Издательство | Учебная литература |
Год выпуска | 2020 |
isbn | 978-5-6044871-9-8 |
Считая отцом истинного романтизма Шекспира, писателя позднего английского Возрождения, Пушкин предъявляет к романтизму совершенно далёкие от эстетических вкусов европейских романтиков требования: многосторонность в отражении жизни, «вольное и широкое изображение характеров» (здесь Пушкин противопоставляет односторонность Байрона многосторонности Шекспира), «истина страстей, правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах», «смешение родов», комического и трагического, изысканность необходимых иногда «простонародных выражений».
Всех этих качеств лишён современный западноевропейский романтизм, и все они находятся Пушкиным у Шекспира. Таким образом, в представлениях русских писателей 1820-х годов «романтизм» был не чем иным, как искусством ренессансной природы. «Пушкинское определение “романтизма” Шекспира есть, в сущности, не что иное, как определение реализма ренессансного типа», – утверждал В. В. Кожинов[2].
Возрожденческий реализм Пушкина явился тем зерном, из которого вырастает литературный процесс ХIХ века. Это обстоятельство и обусловит, в конечном счёте, то влияние, которое русская классическая литература окажет на развитие литературы мировой, и то высокое место, которое она займёт в ряду других литератур Западной Европы и всего мира. Аналоги русскому реализму в западноевропейской литературе можно найти не только и не столько у Бальзака и Золя, современников Пушкина и Гоголя, сколько у Шекспира и Сервантеса, Данте и Рабле – великих реалистов эпохи Возрождения. Русскому реализму XIX века свойственна та же самая широта изображения жизни в общенациональном ракурсе, та же самая «шекспировская» полнота постижения человеческих характеров, и, наконец, тот же самый антропоцентризм, основанный на ощущении безграничных возможностей человека.
Но в зерне русского представления о человеке лежит православно-христианская антропология (учение о человеке), существенно отличающаяся от антропологии литератур Западной Европы. Русский реализм свободен от соблазна обожествления человека, свойственного западноевропейскому Возрождению, от искушения – «и будем, как боги». Начиная с Пушкина, наша литература утверждает гуманизм, основанный на сознании, что образ человека держится силою более высокой, чем он сам.
«Судите наш народ не потому, чем он есть, а по тому, чем желал бы стать, – говорит Достоевский. – А идеалы его сильны и святы, и они-то спасали его
2
См.: