Зови меня Шинигами. Дикая охота. Виктория Эл

есть чип… – уточнила Кира. – Он сломался, да? Отключился?

      – Ну, я надеюсь.

      ***

      Выстрелил будто не в стену, себе в голову.

      Сознание взорвалось, разлетелось на миллионы осколков, слишком крошечных, чтобы помнить, чем были мгновенье назад. Они слились с окружающим: стенами, полом, воздухом. Стали ими.

      Наверное, на несколько секунд Ши действительно перестал существовать. Разве что тело осталось – опустошённая оболочка.

      А потом частицы вернулись, собрались, выстроились, как прежде, чтобы ещё раз пережить взрыв. Только уже в замедленном действии. Пусть каждый нерв, каждая клеточка прочувствует, насладится разрушающей её силой.

      Первое ощущение – боль. И второе, и третье, и четвёртое… Настолько сильная, что легко смела все обычно выставляемые против неё преграды. Боль не желала быть подконтрольной, подчиняла сама. Методично и с удовольствием отрывала по кусочку, разминала, растирала между пальцами, пока не превращала в прах. Ши прекрасно чувствовал каждое её движение, и, наверное, впервые нетерпеливо ждал, когда она насытится, когда отпустит.

      Орать хотелось. Или выть. Чтобы хоть так выпустить из себя раздирающий нутро взрыв.

      Но «он» и «орать»? Да ещё при свидетелях.

      А те – оба рядом. Кира ещё додумалась, тряхнула за плечо. После того, как Ши столько усилий потратил, чтобы скрутить себя, сжать, чтобы удержать внутри рвущееся наружу.

      Неужели она не видит, не понимает без слов? И ему пришлось объяснять, что ей лучше всего в данный момент сделать.

      Она не поняла, всё равно не поняла. До чего бестолковая! А он ведь сейчас не может разглагольствовать много и пространно. Не получается. Особенно прилично.

      И Вит – скотина! Уж он-то не дурак, н до него тоже не доходит.

      – Отвалите. Оба. Убирайтесь отсюда!

      Наконец-то они сообразили, ушли, но Ши уже не улавливал их шагов. Мир стал маленьким и ограниченным, мир сосредоточился в нём. Ши больше ничего не осознавал, кроме себя. И во всех органах чувств только одно – боль. У неё даже вкус есть, жгуче-тошнотно-солёный.

      Ши перевернулся на спину, выгнулся, тихонько зарычал сквозь зубы.

      «Что, гадёныш мелкий, просто так подыхать не хочется? Бесишься, агонизируешь, мстишь. Или на прощание запустил программу уничтожения? Как там обещали? Сумасшествие, частичное или полное отмирание мозга. Но лучше уж никак, чем с тобой.

      Очень приятно наблюдать, как он тут корчится на полу? Не такой, как обычно, безучастно-гордый. Жалкий, беспомощный. А ни фига не беспомощный! Уяснил, кто сильнее, хрень электронная? Кто тут хозяин. Теперь, так и быть, можешь полюбоваться и позлорадствовать напоследок».

      Ши снова перевернулся, поднялся на колени, а дальше не вышло. Согнулся, упёрся лбом в пол, и давил, давил: то ли бетон пытался промять, то ли голову сплющить. Перебить одну боль другой.

      «Это надо же, насколько они прочно связаны. Живое сознание и искусственное. Это…

      Да чтоб тебя! Сдохнешь ты окончательно или нет? Ведь такой крохотный, а достаёт с масштабностью слона».

      Он попытался выпрямиться, оттолкнулся от пола лбом, чуть