Три нити. Дарья Евгеньевна Романова

шершавой замшей. Это их она доставала из рыбьих животов, клювов кальмаров и клоак моллюсков. И как хозяин дворца не боялся замараться ее нечистотой!

      Со стариком являлись и две высоких, молодых женщины в носатых птичьих масках, с лысыми, круглыми черепами и такими же круглыми, выпирающими животами. Их обнаженные тела покрывала синяя вязь татуировок; на груди и бедрах блестели золотые иглы, пропущенные сквозь толстую кожу. На вытянутых руках женщины несли что-то вроде маленькой, в три локтя, лодки. Эту штуку полагалось поставить ровно посредине между толпою и тем местом, где сидела она. Затем первая помощница уходила направо и возвращалась с подносом, на котором лежали костяной нож и крепко связанный детеныш морского зверя; из-за упитанного, белого тела, темных глаз и вздернутого носа он напоминал самих жителей города. Вторая помощница уходила налево и приносила большую чашу, до краев полную мутной жижей, вроде той, что бродила в котлах наверху. Опустившись на колени, они водружали эти посудины себе на темя и так замирали.

      Тогда хозяин три раза ударял посохом о звенящее золото последней двери, и жители города один за другим выходили вперед, к женщине с жертвенным животным, чтобы отрезать его мяса. Поначалу детеныш плакал от боли и рвался из пут, но скоро затихал. Добытые куски жители не ели, а зажимали в кулаке; потом, повернувшись к женщине с чашей, набирали в рот питья – столько, что щеки выпирали из-под масок. Не глотая его, они наклонялись над маленькой лодкой, бросали мясо внутрь, плевали сверху… и сразу же, сломя голову, бежали назад. Так продолжалось до тех пор, пока все жители города – даже ряженые, успевшие стянуть нелепые наряды, даже стражи, – не швыряли в лодку по кровоточащему обрезку, сдобрив его собственной слюной вперемешку с опьяняющим пойлом.

      Когда лодка заполнялась до краев, хозяин дворца снова бил посохом и начинал говорить громко, нараспев:

      – Смотри! Небо черно,

      Дрожит его основанье,

      «Мы видим, что-то грядет!»

      – Кричат старые боги.

      Трясутся кости у псов,

      Когда они чуют тебя,

      Когда открываются двери

      В чертоги твои из змей,

      Чье имя Мокрая Морось,

      В чертоги Матери-Тьмы!

      Где Голодом блюдо зовется,

      Где Жадностью нож прозывают,

      Где пир для Матери собран,

      И поданы лучшие яства.

      Прокричав это, он подцеплял посохом и со скрежетом отодвигал золотую пластину. Из провала в полу тянуло холодом и влагой.

      – Как бык, что траву поедает,

      Питаются пламенем боги,

      Как млечное вымя коровы,

      Живот их раздулся от силы,

      Хвататель и Змей, твои слуги,

      Поймали их в прочные сети,

      Бегущий и Львиноголовый

      Им глотки вскрывают и брюхо,

      Что спрятано в нем, то находят,

      Бросают в очаг разожженный.

      Мать-Тьма поедает их силу,

      Мать-Тьма