Фергаст. Норман Райт

 мечтой

      Я, Батчер Реджинальд Додсон, вступил на службу к пиратскому капитану Говарду Хэтчеру в октябре 1761-го, и на тот момент мне исполнилось пятнадцать лет.

      В ту холодную октябрьскую ночь, когда обессиленный я уселся на дно ямы, у меня и родилась эта идея. Помню как пальцы моих дрожащих рук, уже отказывались сжимать лопату, а перчатки порвались и пропитались кровью от рваных мозолей. Я помню ту боль и зверскую усталость, словно это было вчера.

      – Ты чего? – спросил меня мой соработник в таком нехитром деле, как рытье по ночам могил. Звали его Хьюго Харкинсон – пожилой, сгорбленный под тяжестью своей нелегкой судьбы старик. Лицо его было жухлым, измятым, словно крайняя плоть, а пальцы рук – отвратительными, и делали их таковыми огромные ногти и утолщенные костяшки суставов. В обще и целом, Хью был уродлив и вместе с тем – одинок. – Поднимайся, Батч, мы еще не закончили. У нас еще две могилы.

      – Плевать я хотел! – крикнул я, закрывая лицо руками. – Больше не могу. – Я вытер льющийся со лба пот. От меня валил пар и смешивался с ночным ледяным туманом кладбища. Тело знобило. Лихорадило. – Мне нужно передохнуть. Можешь дать хоть минуту?

      Хьюго уселся рядом. Он снял с головы потрепанную временем и бродячими собаками, (с которыми старик всегда спал), шапку и обтер ею свою морщинистую как у столетней черепахи шею. Обтер ею и облысевшую макушку. Затем Хью вернул шапку на ее прежнее место и стал аккуратно, с истинным знанием дела, забивать трубку табаком. Он всегда это делал аккуратно, и наблюдать за этим процессом, можно вечно.

      – Это не возбраняется, Батч, – согласился старик. – Отдых всем нужен. Лишь покойникам он не нужен.

      – Покойникам уже ничего не нужно, – заметил я и отвел взгляд от трубки Хью и от того, как быстро исчезает табак в ее, почерневшей со временем чаше. – Иногда я даже завидую, что не на их месте. Лежат себе и ни в чем не нуждаются. Ничего им не надо.

      Тогда Хьюго подкурил табак, выдул в пространство дым и пожал плечами.

      – А я бы и после смерти от бабы не отказался, – усмехнулся Хью. – И покойники порой мечтают о женской ласке. – После этого, Хью пропел тихим голосом:

      Не жди своей смерти, дабы узнать,

      что хочет мертвец и пить и гулять.

      Времени даром, смотри, не теряй,

      Покуда ты жив, и пей и гуляй!

      Как только старый Хью закончил петь, он вдруг искривился от боли в паху.

      – Черт бы драл эту грыжу! – вскрикнул Хьюго и выронил трубку. – Восемь лет уже мучает! Господь!

      – К доктору вам надо, – посоветовал я уже десятый раз. Но Хью никогда меня не слушал. Да и врачам он не доверял, оттого и довел себя до такого состояния. Однажды он будет рыть могилу и сам помрет в ней. – С этим шутить не стоит.

      Через пять минут, боль Харкинсона поутихла, и его блестящее от пота, раскрасневшееся лицо, наконец, перестало ужасать меня своей гримасой. Только самому дьяволу известно, что испытывает этот старый трубокур, когда паховая крыжа ни с того ни с сего сжимает его хозяйство своей мертвой хваткой. Скорее всего, эту боль невозможно игнорировать или сохранять при ней спокойствие. Я частенько видел, как Хью вдруг падал на колени и несколько минут сотрясал небеса гневными ругательствами. У старика там все огнем горит, а он при этом еще успевает и о бабах говорить!

      – Ну, ты как? – спросил я Хьюго.

      – Легче, – ответил он и стал искать на земле выпавшую из рук трубку. Табак весь рассыпался. Пришлось забивать снова. – Грыжа с кулак! Ей Богу, скоро сам вырежу ее и выброшу собакам на съедение! Только станут ли они жрать это.

      – Вот-вот.

      Затем мы сидели молча. В яме было сыро. Свет от керосиновой лампы дрожал в глазах Хью. В них все еще были слезы. От боли в паху. Сухие губы старика все еще дрожали. Он откинул голову и закрыл глаза. В этот момент я увидел у него на веках слова. Странно, но я никогда их там не замечал. Ни разу за все те два года, которые мы проработали вместе. На правом веке было написано слово: «Вижу», а на левом, слово: «Всё».

      – Хью, откуда у тебя эта татуировка? – спросил я. – И что она означает?

      Тогда Хьюго рассказал мне о пиратских кораблях и их промыслах. Рассказал, как работал матросом на одном из таких кораблей и там обзавелся столь болезненной отметиной. Означала она, что наш старина Хью, держит глаз востро, даже когда спит.

      – Корабль наш назывался Мурена, а капитаном на нем был Дэвид Нортон, – продолжал старик делиться своими мрачными воспоминаниями десятилетней давности. – Слыхал, может о таком?

      Я ответил, что нет, не слыхал.

      – Кровожадный был человек, – рассказал Хью. – Никого не щадил! И дьявол рядом с ним показался бы более великодушным. Стена в его каюте была украшена головами врагов. Так же Нортон залил капитана, у которого отнял Мурену, в гальюнную фигуру.

      – Страшный человек! – ужаснулся я.

      – Если остальная команда питалась сухарями да солониной, – продолжал