Снова дембель. Олег Ленкоранский

да и не положено служивым, если по личной надобности реактивным способом рассекать атмосферу. Исключительно поездом. Но при желании можно сдать требование и доплатить разницу между купе и самолетом, впрочем, призывников Аэрофлотом возили – помню.

      – Дорого, – скривился я. – На январь можешь сделать?

      Владелец золотой фиксы задумался, высчитывая в уме сроки до начала продажи билетов.

      – Рано еще. Но если заранее брать будешь, скину мал-мало.

      Я выдержал паузу, достойную артиста ТЮЗа с трехлетним стажем работы, и приступил к процессу охмурения.

      – Если двадцать билетов сразу возьму, почем отдашь?

      Фиксатый озадачился. Подумал, наверное, что на дембель целая группа поедет. Прикинул и решил, что можно уступить.

      – Почему нельзя? Можно. Шестьдесят пять рубль устроит? Все Москва лететь?

      – Тебя как звать, уважаемый? Саяд? Так вот, гардаш[2] Саяд, я тебе один умный вещь скажу, а ты подумай немного, потом ответ скажешь. Сможешь сто билетов на середину января сделать? Понятно, что не сейчас, а когда продажу откроют.

      Точно не помню, но вроде бы за сорок пять суток сейчас продают авиабилеты.

      – Ты не ошибся. Сто билетов. Не важно куда, хоть Владивосток, хоть Хабаровск. Куда проще – туда и бери. Лишь бы подороже. С каждого билета тебе десять рублей. Тысяча чистыми тебе. Подумай, если что – найдешь меня в воинском зале.

      Минут через тридцать спекулянт созрел и появился в дверях, намекая, что нужно поговорить.

      Общаться на сухую я отказался, предложил перебраться в шашлычную, которая напротив вокзала.

      Дар ясновидения мне четко сообщил, что платить в этот раз я точно не буду, поэтому заказал от души. И люля и соус – здесь мясо с картошкой так называют, и айран в кувшине, и лаваш свежий с зеленью и брынзой.

      Саяд даже растерялся от моего напора.

      – Угощайся, – предложил я будущему спонсору банкета, еще не подозревающему о своей щедрости.

      Навернув от души, а на отсутствие аппетита жаловаться не приходилось, я перешел к делу.

      – Представь, йолдаш Саяд, что вечером тридцать первого декабря по телевизору объявляют об обмене денег. Что ты будешь делать?

      Йолдаш, он же гардаш – в переводе это или товарищ или брат, или что-то похожее, я не помню, но не ругательство точно. Я их наизусть знаю.

      Йолдаш Саяд чуть не подавился от такого вопроса и завис на целую минуту, лихорадочно соображая, что он только что услышал.

      – Разве такой можно быть? – выдавил он, наконец, нечто вразумительное.

      – Разве может быть что-то другое? Ты вокруг посмотри, сколько денег у людей, а купить нечего. И больше всего денег у цеховиков и кооперативщиков. Их и будут стричь в первую очередь. Именно поэтому менять будут с хитростью… Впрочем, пойдем на воздух, подышим. Расплатись пока. Там продолжим.

      В принципе я не особо приврал, лишь слегка передвинул сроки. Но ситуацию описал почти честно. Денежная масса на руках у населения к 1989 году превысила весь годовой запас советской торговли

2

Уважительная форма обращения. Дословно: брат.