Железный почтальон. Рассказы о праведниках и грешниках. Владимир Крупин

* * *

      Неприбранность в избе Арсени была давняя. Банки из-под рыбных консервов работали здесь пепельницами, окурки были и у печки, и в тазу под рукомойником. Стены, оклеенные районной газетой «Социалистическая деревня», еще за пятидесятые годы, были грязны, потолок закопчен. С улицы зайдя, не сразу разглядел Николай Иванович Арсеню, вначале услышал его голос:

      – А че, парень, здоровья совсем нет, надо как-то обретаться. Здоровье было – в сельпо кочегарил, ходил на лыжах, нынче уж не ходил, руки без рукавиц мерзнут. Дай им тепло, а сам хоть подохни, это никого не касается. Сейчас, парень, так все устроено, чтоб человек работал все больше, а жил все хуже. Садись, Коля, садись!

      На Геню Арсеня внимания не обратил. Геня между тем шебуршил свертками, добываемыми из сумок.

      – Летом-то хорошо, – продолжал Арсеня, лежащий на кровати у печки, – часа по три колорадского жука собираю, в керосине топлю, только, парень, это бесполезно, Америка умеет жуков выводить, наши, майские, все передохли, колорадский процветает. А не обирай его с картошки, от ветвины одни дедлюшки оставит.

      Николай Иванович пожал слабую твердую руку Арсени. Оба присели к столу. Геня между тем сбегал за водой, ополоснул стаканы, убрал на столе, открыл занавески.

      – Со свиданием! – первый сказал он.

      – Обожди, нехристь! – остановил его Арсеня. – Брат, читай молитву.

      – Я уже прочел, – ответил Николай Иванович. – Про себя.

      – Про себя не считается, – сказал Арсеня, но тут же махнул рукой и выпил половину. Закрыл глаза, посидел с минуту, потом допил остальное. – Луку принеси… А, есть? Принесли? Рая послала?

      Геня сделал знак Николаю Ивановичу.

      – Рая, – ответил Николай Иванович.

      – Похож Геня на меня? – спросил Арсеня.

      – Пока не пригляделся.

      – И не приглядывайся. Не похож. Не мой это сын, – сказал Арсеня, закурил и продолжил говорить в том же тоне: – Летом жить можно, парень, а сидеть да без дела курить – это дело плохое. Я стал задыхаться, когда до пенсии еще не дожил. Болел сильно. Вызвали на рентген: задыхаюсь, говорю. Вы и должны задыхаться, говорят. Легкие поражены. Но туберкулезу нет, иди, на хрен, без группы. Хожу, останавливаюсь. А корень наш крепкий, верно ведь?

      – Верно.

      – Алешка – за восемьдесят, тебе к тому, а ходишь. Райка тянет, быку столько не утянуть. А дети – это уже сор, эти не в нас. Все не мои.

      – Батя! – воскликнул Геня.

      – Выкормил пятерых, сама шестая, сам седьмой. Раз в месяц за зарплату расписывался, еле дышу.

      – Ты ел сегодня? Ты сегодня чего завтракал? – строго спросил Геня.

      – По неделе не ем, – сказал Арсеня Николаю Ивановичу. – Рассказала тебе Рая, как она тебя нашла?

      – Нет.

      – Нет? Хм! Так тут нет военной тайны. Она встретила старуху, Дусю Кощееву, знал?

      – Не помню.

      – С тобой ходила в Великорецкое. Ну?

      – Многие ходили. Нет, не помню.

      – Обожди! –