Сказы казачьего Яика. Владилен Машковцев

месяц густарь.

      Богатые гости

      катили в станицу,

      там брага хмелела,

      там жарили птицу.

      Потрескивал смачно

      баран с вертела,

      и песня к шинку

      простодушных звала.

      В станице казачьей

      знал каждый ребёнок,

      что есть в табуне

      золотой жеребёнок.

      Он прыгал, веселый,

      на солнце горя.

      Не сыщешь подарка

      ценней для царя.

      В чулках и со звездочкой

      белой во лбу,

      дразнил он князей

      и смущал голытьбу.

      Купцы за него

      казакам обещали

      сто сабель булатных,

      две медных пищали.

      Посол от султана

      на торг приезжал,

      дарил турмалин

      и украсный кинжал.

      Ермошка-пастух,

      и оборван и тонок,

      кричал:

      – Не отдам,

      это мой жеребёнок!

      И видели все:

      пастушонок свистит —

      и ветром к нему

      жеребёнок летит.

      И хлеб осторожно

      берет он с ладони,

      ведь светлую душу,

      чай, чуют и кони.

      Был писарь в насмешке

      ехиден и рад:

      – Ермошка с рожденья

      слегка глуповат!

      Ить гол,

      как сокол,

      ни мошны,

      ни силёнок,

      а миру вопит:

      – Это мой жеребёнок!

      И все на дуване

      смеялись толпой:

      – Ермошка, Ермошка,

      какой ты глупой!

      За нашу лошадку

      и без базаров

      бухарцы отвалят

      две тыщи динаров!

      Богатством и торгом

      устроена жизнь…

      Но Дуня шептала:

      – Ермошка, держись!

      Шинкарь кривомордился:

      – Странно, мол, странно!

      С нищим якшается

      дочь атамана.

      И у колодцев

      зудила станица:

      – Влюбилась в Ермошку

      Дуняша-юница!

      Вина на отце

      за такое вдвойне,

      все дни

      пропадает она в табуне.

      С гривой игривой,

      копытами звонок,

      резвился в степи

      золотой жеребёнок.

      Цветь третья

      Сказитель в побаску

      приносит опаску:

      найдётся ли клад

      и живая вода?

      Когда у шинка

      мир устраивал пляску,

      в степи суховейной

      случилась беда.

      Гонец прискакал,

      с горя белый как мел:

      конёк золотой

      в табуне охромел.

      Будь прокляты трижды

      во веки веков

      коварные норы

      кротов и сурков.

      Никто виноватых

      в тот день не искал,

      конёк оступился

      и ногу сломал.

      Злорадно промолвил

      шинкарь у плетня:

      – Коль ногу сломал,

      то не будет коня!

      Конину, однако,

      и я не терплю,

      но шкуру я

      за два алтына куплю.

      И печень сгодится,

      пойдёт