Время новых дорог. Александр Косенков

Как он недавно выразился – «живем мы шибко запутанно». Ему на это смотреть, судя по всему, неприятно.

      Он подошел к каморке Старика, постучал и, дождавшись ответа, скрылся за дверью.

      Воспользовавшись паузой, поднялся Ефимов.

      – Товарищи… Друзья… Минуточку внимания… Предлагается тост за единственную, находящуюся среди нас, а потому, безусловно, очень мужественную женщину. Я совершенно уверен и, как в некотором роде историк, берусь утверждать, что таких женщин здесь еще не было. Во всяком случае, последние лет пятьдесят – шестьдесят, не было. Верю, что все у нее будет хорошо. Минуточку…

      Он выбрался из-за стола и подошел к патефону.

      – Предлагаю выпить этот тост под аккомпанемент нового экспоната нашего краеведческого музея.

      Он завел патефон, выбрал и поставил пластинку. Хрипловато зазвучало старое танго. Под его мелодию из каморки Старика вышел Голованов.

      – Как я и ожидал, он отказался.

      – Жалко, – пожалел о его неудаче Ефимов. – Была надежда, что в теплой дружеской обстановке он в конце концов разговорится, расскажет что-нибудь интересное, необычное…

      – Как говорит теща, необычное происходит от расстроенных чувств и нежелания шевелить мозгами, – высказал свое и тещино мнение Кодкин. – Полностью согласен.

      – А при чем тут мозги? – заинтересовался слегка взбодрившийся Веселов.

      – Чтобы понимать.

      – Чего понимать-то? – не унимался Веселов.

      – Все необычное то же самое обычное. Только понять его у некоторых тяму не хватает.

      – Чего не хватает?

      – Мозгов. Ты вот, смотрю, до сих пор сообразить не можешь, куда попал и что теперь тебе делать. А вот вмажем еще помаленьку и все тип-топ – ясненько и понятно.

      – Все равно жалко, – с грустью глядя на оживший патефон пробормотал Ефимов.

      Проходивший мимо Голованов похлопал его по плечу и, усаживаясь за стол, предсказал:

      – Думаю, это не самое худшее из того, что сегодня здесь произойдет.

      – Чего ты боишься? – спросил сидевший рядом с ним Зарубин.

      – Боюсь, что ничего не произойдет. Это самое худшее из того, что может произойти.

      Пустовойт, догадываясь, что «теплое дружеское застолье» вот-вот сменится нежелательным выяснением отношений, жестом остановил дернувшегося было для ответа Голованову Зарубина и поднял свой стакан: – Товарищи, коллеги, друзья… Повторяю – друзья! Ибо люди, собравшиеся за одним столом в этом Богом забытом таежном закутке, просто обязаны быть друзьями. За очаровательную Наталью Степановну…

      Кроме Зарубина все дружно поддержали тост.

      – Я смотрю, Анатолий Николаевич, вам не терпится приступить к работе. Лично я готов начать хоть сейчас, – прежним вызывающим тоном предложил Голованов.

      Сообразив наконец, что у собравшихся за праздничным столом не все так радужно и хорошо, как ему показалось сначала, со своего места поднялся Николай Кодкин.

      – Не имею, конечно, никакого права вмешиваться… Но раз сидим за одним столом,