Танкист. Алексей Евтушенко

решил?

      – Тверже некуда.

      – Понятно. – Дед помолчал. – Тогда, конечно, не стоит. Но справишься ты с ним на таком же «Хантере» и с «Твинсом» вторым? Боевого опыта у него больше.

      – У меня его вообще нет, но я справлюсь. Должен.

      – Не против, если я завтра приеду посмотреть?

      – Ты что, наоборот! Маму-то я точно не хочу там видеть, а вот тебя – с радостью. Эх, если б еще и папка… – Олег почувствовал, как горячий ком подкатился от сердца к горлу, и замолчал, изо всех сил пытаясь не выпустить наружу слезы. Вот же черт, все это время держался, а тут…

      – Поплачь, внук. – Дед обнял Олега и прижал к себе. От его старой мягкой темно-синей рубашки уютно пахло домом и табачным дымом. – Поплачь. Не верь тем, кто говорит, что мужчины не плачут. Иногда только плач и делает нас мужчинами.

      Олег всхлипнул и заплакал. Безудержно, навзрыд, уже ничего и никого не стыдясь.

      Дед Иван стоял и смотрел в голубое майское небо с белыми облаками. Одной рукой он осторожно гладил внука по голове, в другой медленно остывала погасшая трубка.

      К вечеру пятнадцатого мая стало ясно, что дуэль между новоявленным танкистом Олегом Шальневым по кличке Шалый и мастер-капралом Годлой, он же Григорий Годлевич, вызвала среди тех жителей Сретенки и прилегающих районов, кто был не чужд «КТО», довольно большой интерес. Олег как раз возился со своим «Хантером», еще раз проверяя все системы, когда в бокс почти вбежал Мишка Рябов, приблизился к танку и в нерешительности остановился.

      Олег увидел его на обзорном экране, открыл люк и высунулся наружу.

      – Вот ты где! – обрадовался Ряба. – А то уж я хотел по броне стучать.

      – Лбом? – усмехнулся Олег.

      – Шутим, – сказал Мишка, – это хорошо. Слушай, я только что разговаривал с Вовчиком Конторой, букмекером, знаешь его?

      – Кто ж не знает Вовчика Контору. И чего?

      – Говорит, ставки на тебя один к четырем. Но люди ставят охотно. Не ожидал, говорит, такого ажиотажа вокруг обычной дуэли. Сказал, если даже ты проиграешь, а в этом почти никто не сомневается, то все равно заработаешь.

      – Я не проиграю, – сказал Олег. – А ты что, тоже ставку делал?

      – Обязательно, – Ряба гордо выпрямился. – Поставил на тебя восемь энерго – все, что наскреб.

      «Главное, помни, что я тебя об этом не просил», – чуть не сорвалось у Олега с языка. Но не сорвалось. Скажи он так, Мишка мог бы решить, что Олег сомневается или в самом себе, или в искренности их дружбы. А может быть, и в том и в другом сразу. Глупо бы вышло, не по-мужски.

      – Молодец, что поставил, – сказал Олег.

      – Это еще не все, – заговорщицки понизил голос Мишка. – Когда я шел к Вовчику Конторе, то видел, как от него выходила… знаешь кто?

      – Ряба, тебе шестнадцать уже, кончай эти детские штучки. Кто?

      – Я! – раздался от дверей звонкий девичий голос. – Я выходила!

      Мишка подпрыгнул на месте, обернулся и картинно схватился за сердце.

      – Женечка! – воскликнул он. – Так же человека до инфаркта можно…

      И замер, не договорив.

      Ворота бокса были открыты