Жизнь и труды Пушкина. Лучшая биография поэта. Павел Анненков

и выбрасывающей изумруды вместо зерна, но кот не пропал: он очутился при издании «Руслана и Людмилы» в 1828 году в прологе поэмы:

      У Лукоморья дуб зеленый;

      Златая цепь на дубе том:

      И днем, и ночью кот ученый

      Все ходит по цепи кругом:

      Идет направо – песнь заводит,

      Налево – сказку говорит…

      Вместе с отсутствием 33-х братьев царевича, брошенных в море, как и он, пропали и все подробности, до них касающиеся, между прочим, и способ, каким царевич узнает после их чудного спасения, что они – его братья. Он просит мать свою напечь лепешек из молока ее грудей: первый брат, отведавший лепешку, тотчас же воскликнул: «Ах, братцы, до сих пор не знали мы материнского молока» – и открыл себя. Много еще и других выдумок, созданных или полученных народом, со всей их затейливостью, с признаками особенной деятельности воображения, тщательно занесено Пушкиным в свои тетради. К некоторым он сделал пояснения. В одной сказке баснословного царевича ведут на казнь по проискам мачехи; он хохочет. А чему? Да тому, что передние колеса едут за лошадью, а задние-то за чем? Когда потом этот же царевич вешает купца Шелковника на шелковой виселице, Пушкин приписывает: «Вот куда каламбуры зашли». Трогательное впечатление производят эти рассказы няни, записанные в той же тетради, где и начало романа «Арап Петра Великого», и «Евгений Онегин», и «Цыганы», и много отдельных мыслей, блещущих умом и проницательностию[84].

      В двух верстах от Михайловского лежит село Тригорское, известное публике по стихам Н. М. Языкова. Там жило доброе, благородное семейство П. А. О[сипово]й, с которым Пушкин был в постоянных сношениях, любя его образованную и вместе сельски простую жизнь. Он часто там обедывал, часто туда заходил в своих прогулках и проводил там целые дни, довольный откровенной дружбой, с какой его встречали, и привязанностью всех членов его. Он посвятил П. А. О[сипово]й свои чудные подражания Корану, написанные, можно сказать, перед ее глазами, и вообще семейство это действовало успокоительно на Пушкина. Он встречал в нем и строгий ум, и расцветающую молодость, и резвость детского возраста. Усталый от увлечений первой эпохи своей жизни, Пушкин находил удовольствие в тихом чувстве и родственной веселости: грациозная гримаса, детская шалость нравились ему и занимали его. Если около этой поры еще встречаются восторженные стансы, как, например, «Я помню чудное мгновенье…», то более в виде мгновенного порыва, чем постоянного душевного настроения. Погруженный в свои воспоминания, Пушкин думал о славе и в ней искал успокоения для своего сердца и отмщения за все волнения и утраты его:

      .... И ныне

      Я новым для меня желанием томим:

      Желаю славы я, чтоб именем моим

      Твой слух был поражен всечасно; чтоб ты мною

      Окружена была; чтоб громкою молвою

      Все, все вокруг тебя звучало обо мне…

      С тех пор действительно началось его постоянное служение славе, хотя цель, выраженная в стихах, давно была утрачена. Непрерывная литературная переписка

84

Вот что писал сам Пушкин осенью 1824 года из деревни к брату: «Знаешь ли мои занятия? До обеда пишу записки, обедаю поздно, после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма. Ах, боже мой! Чуть было не забыл. Вот тебе задача: историческое, сухое известие о Разине…» У нас есть еще весьма любопытный документ о хозяйственных хлопотах Пушкина, когда в 1825 году, по отъезде отца и матери из деревни, он остался один в Михайловском. Документ содержит трогательную черту в отношении Арины Родионовны: «У меня произошла перемена в управлении. Розу Григ[орьевну] я принужден был выслать за [непристойное] поведение и слова, которых не должен я был вынести. А то бы она уморила няню, которая начала от нее худеть. Я велел Розе подать мне счеты. Она показала мне, что за 2 года (1824 и 1825) ей ничего не платили и считает по 200 р. на год – итого 400 р. По моему счету ей следует наличных денег 300 р. Из оных 100 выдам ей, а 200 перешлю в С.-Петербург. Узнай и отпиши обстоятельно, сколько именно положено ей благостыни и заплачено ли что-нибудь в эти два года. Я нарядил комитет из Насилья Архипова и старосты, велел перемерить хлеб и открыл некоторые злоупотребления, т. е. несколько утаенных четвертей… покамест я принял бразды правления».

Рассказы Арины Родионовны поражают вообще хитростью и запутанностью содержания, которое иногда трудно и разобрать. Тут есть и Иван-царевич, отправляющийся за смертию Кощея Бессмертного, которая живет на море, на Окияне, на острове Буяне, и притом в дубе, а в дубе – дупло, а в дупле – сундук, а в сундуке – заяц, а в зайце – утка, а в утке – яйцо. Иван-царевич голоден, но не трогает ни собаки, ни ястреба, ни волка, ни барана, ни рака, встретившихся ему, а те служат ему за то верную службу; волк перевозит его через море, баран рогами сваливает дуб, собака ловит зайца, ястреб ловит утку, рак приносит яйцо со дна морского. Так еще подмененный царевич делается сыном кузнеца, удивляет народ ранним умом, разгадывает все загадки и выпутывает из беды названого своего отца, когда царь наказывает ему приехать к себе ни верхом, ни пешком, показать ему друга и недруга и поднести дар, которого бы он не взял. Кузнец приезжает на козле, приводит недруга – жену, которая от побоев бранится и убегает, друга – собаку, которая от побой визжит и ласкается, в дар приносит ястреба под блюдом и проч. Изложение Пушкина однако же чрезвычайно бегло и едва дает понятие о самом цвете и физиономии, так сказать, няниных рассказов.