Жизнь и труды Пушкина. Лучшая биография поэта. Павел Анненков

Сергеевич является впервые в Кишинев, но в конце того же года мы находим его в Киевской губернии, в деревне одного из своих знакомых, где написана была пьеса «Редеет облаков летучая гряда…», с пометкою «Каменка». Он уже собирал там свои воспоминания и писал поэму «Кавказский пленник», в которой сохранил живые впечатления недавно совершенного им объезда. Начало 1821 года застало его уже в самом Киеве, как свидетельствует стихотворение «Морской берег», под которым выставлено в оригинале: «8 февраля 1821. Киев». Мы знаем, что в это время генерал Р[аевский], под покровительством которого состоял Пушкин, праздновал в Киеве семейную свою радость. Пушкин скоро возвращается опять в поименованную нами деревню и 20 февраля кончает там «Кавказского пленника». Посвящение поэмы Н. Н. Р[аевскому] и эпилог к ней написаны гораздо позднее (в мае месяце) и уже в Одессе. В 1822 году поэма явилась в печати. Петербургские книгопродавцы предлагали весьма скудную сумму за право издания ее, которое окончательно было приобретено переводчиком «Илиады» Н. И. Гнедичем. Пушкин получил один печатный экземпляр поэмы и 500 руб. ассиг. Он был весьма недоволен таким скудным вознаграждением за поэтический труд свой и долго вспоминал об этом с досадой[55]. О впечатлении, которое произвела поэма на читающую публику, будем говорить впоследствии.

      В начале весны 1821 года Пушкин снова является в Кишинев вместе с одним из высших военных чиновников, М. Ф. О[рловым], прибывшим к месту своего служебного назначения в Бессарабию тоже из Киева. Генерал Иван Никитич Инзов принял Пушкина в собственный свой дом, где последний и оставался до 1822 года. Пушкин переехал после того в дом одного из своих друзей, Н. С. Алексеева, и жил там до самого отправления своего в Одессу. Вот что писал Пушкин от 23 марта 1821 года к Дельвигу в Петербург, вскоре после своего новоселья, но уже собираясь опять на временную поездку в Одессу, куда через два месяца и прибыл действительно, как мы видели:

      «Друг Дельвиг, мой парнасский брат,

      Твоей я прозой был утешен;

      Но признаюсь, барон, я грешен:

      Стихам я больше был бы рад…

      Ты знаешь: я в минувши годы,

      У берегов кастальских вод

      Любил марать поэмы, оды,

      Ревнивый зрел меня народ

      На кукольном театре моды;

      Поклонник правды и (свободы),

      Бывало, что ни напишу,

      Все для иных не Русью пахнет;

      Теперь я, право, чуть дышу,

      От воздержанья муза чахнет

      И редко, редко с ней грешу.

      К молве болтливой я хладею

      И из учтивости одной

      Доныне волочусь за нею,

      Как муж ленивый за женой.

      Наскуча муз бесплодной службой,

      Другой богиней, тихой дружбой

      Я славы заменил кумир.

      Но все люблю, мои поэты,

      Фантазии волшебный мир

      И, чуждым пламенем согретый,

      Внимаю звуки ваших лир…

      Жалею, Дельвиг, что до меня дошло только одно из твоих писем, именно

55

«Руслан и Людмила» тоже не принесли автору почти ничего, но второе издание двух первых поэм его уже куплено Смирдиным за 7 тысяч рублей ассигнациями. Кстати будет сообщить здесь анекдот о Н. И. Гнедиче, который был одним из первых и самых жарких поклонников зарождающейся славы Пушкина. По прочтении стихов «Бахчисарайского фонтана»

Твои пленительные очиЯснее дня, чернее ночи

будущий переводчик «Илиады», один глаз которого, как известно, был поражен давней болезнию, говорил шутя, что готов за них отдать и последнее свое око.