Тень ласточки. Алла Боголепова

у нее и еще кое-что заветное, но вспоминать об этом Анна не любила – болело и по сей день, спустя четверть века. А вот вода… В Москве она не такая. Неправильная. А может, просто жизнь не такая, неутешительная. Сколько ни ездила Анна по прудам и набережным, но того детского чувства покоя так и не нашла.

      И вот теперь, обогнув здание вокзала, она приближалась к Тежу. Еще не увидев реки, Анна ощущала ее присутствие – как иные люди чуют присутствие дикого зверя. Она шла вперед, не глядя по сторонам и не замечая города вокруг. Закрытые кафе, железные стулья, скованные цепью и привязанные к сиротливо торчащему посреди сада Гамейру киоску, грозно глядящий герцог Терсейра на площади своего имени – все это осталось у нее за спиной. Она шла к могучей живой сущности, что вздыхала и волновалась за серым парапетом набережной.

      Небо, набухшее дождем, сделало воды Тежу серо-голубыми, оттенка голубиных перьев. Анна вдохнула густой влажный воздух и пошла по набережной вверх по течению реки. Отлив обнажил каменные плиты, поросшие пушистыми зелеными водорослями. Спустившись к самой воде, Анна окунула руку в Тежу и зажмурилась. Вода струилась по коже ласково и доверчиво, мягкая, неуловимая, всемогущая.

      В этот утренний час набережная пустовала, и Анне казалось, что и Тежу, и весь залив Мар-да-Палья вместе с мостом и смешным желтым корабликом, что усердно пыхтел от южного берега к вокзалу Кайш-ду-Содре, принадлежат только ей. Она уселась на сбегающие в воду ступени и погрузилась в размышления, надо признать, невеселые.

      «Ясное дело, нужно идти в посольство. Каяться и сдаваться, проситься домой на первом же рейсе, а там уж как решит родное государство. Леандру сказал, что, выезжая, формально я не нарушила ни одного закона ни одной страны. Но фактически ведь поперлась, хотя родное опять же государство предупреждало: не надо, сидите дома. А уж причина, почему я тут оказалась, и вовсе идиотская – это ведь кому рассказать, а? Замуж поехала выходить. За афериста, которого знала две недели, да и то по интернету. Со стыда сгореть – такое о себе рассказывать. А что делать, придется. Наврать, что я здесь уже давно, а теперь хочу к родным березкам, не выйдет, штамп-то амстердамский вчерашним числом. Значит, скажу как есть, – вздохнула Анна. – Заодно и про гадского Леандру все выложу. Вдруг он преступник, и его уже много лет безуспешно разыскивают ФСБ, ЦРУ и Тайная служба межгалактического контроля времени. Вдруг он людьми торгует».

      В сумке зажужжал телефон.

      «Будильник что ли?» – подумала Анна.

      Но это оказался не будильник, а гадский Леандру. Он звонил в скайп восемнадцать раз и оставил километр сообщений, последнее из которых, обрамленное жутким количеством восклицательных знаков, гласило: «Анна, пожалуйста! Я очень волнуюсь за тебя!»

      От того, чтобы зашвырнуть гаджет прямо в реку, пусть сожрет его обретающийся неподалеку Атлантический океан, Анну удержала только память о том, сколько она отдала за этот седьмой айфон.

      «Вот что ему ответить, негодяю? Спросить издевательски, кому он