Дочь палача и король нищих. Оливер Пётч

и поддержали его криками. Филипп Леттнер был главарем, о котором можно только мечтать. Сам дьявол, трижды проклятый, с душой чернее, чем у черта в заду! Юный Карл, словно шут, принялся скакать кругами и хлопать в ладоши.

      – Играть! Играть! – верещал он. – Как раньше!

      Филипп Леттнер кивнул и уселся на землю. Он вынул из кармана два обшарпанных костяных кубика, с которыми не расставался всю войну, подбросил их в воздух и ловко поймал.

      – Ну, кто со мной сыграет? – гаркнул он. – Кто? На коров и девок. Посмотрим, что вы умеете.

      Черноволосую девушку, словно скотину, выволокли на середину площади, а сами уселись вокруг. Молодая крестьянка отчаянно закричала и попыталась убежать, но Филипп дважды ударил ее в лицо.

      – Умолкни, шлюха! Или мы все вместе тебя отдерем, а потом сиськи отрежем.

      Девушка съежилась на земле, обхватила руками колени и, как в материнской утробе, прижала голову к груди. Сквозь пелену отчаяния и боли до нее, словно издалека, доносился стук игральных костей, звон монет и смех солдат.

      Ландскнехты вдруг затянули песню. Девушка хорошо ее знала. Раньше, когда еще была жива мать, они вместе пели ее на поле. И потом, прежде чем уйти навеки, мама напевала ее на смертном одре. Песня и без того была грустной, но теперь в устах солдат, горланивших ее в вечерних сумерках, она показалась до того чуждой и страшной, что у девушки все сжалось внутри. Слова, словно клубы тумана, обволакивали молодую крестьянку.

      Жнецу тому прозванье – Смерть,

      И власть ему Богом дана.

      Сегодня он наточит косу —

      Накосит колосьев сполна.

      …

      Берегись, прелестный цветок!

      Солдаты смеялись, Филипп Леттнер встряхнул коробок с кубиками. Один раз, второй, третий…

      Стукнувшись едва слышно, кости упали в песок.

      1

      Дунайский разлом, близ Вельтенбурга, 13 августа 1662 года, 25 лет спустя…

      Волна захлестнула Якоба Куизля и смыла его, словно щепку, со скамьи.

      Палач заскользил по склизким бревнам, принялся хвататься за все подряд, пытаясь остановиться, пока не почувствовал наконец, как ноги погрузились в бурлящий водоворот. Собственный вес под сотню килограммов медленно, но неотвратимо тянул его в холодную воду. Рядом с ним, словно через стену, послышались тревожные крики. Куизль впивался ногтями в доски и в конце концов сумел правой рукой зацепиться за гвоздь, торчавший из бревна. Он начал подтягиваться, и в это мгновение мимо него пронесся еще кто-то. Свободной рукой палач поймал за воротник мальчишку лет десяти, который принялся брыкаться и хватать воздух ртом. Якоб швырнул мальчика обратно на середину плота, и он оказался в объятиях перепуганного отца.

      Палач тяжело вскарабкался на плот и снова уселся на скамью в носовой части. Льняная рубашка и кожаный жилет липли к телу, по лицу и с бороды ручьями стекала вода. Взглянув прямо по курсу, Якоб понял, что самое худшее еще только предстояло. Слева над ними высилась громадная стена в сорок