Избранная. Вероника Рот

большим пальцем по костяшкам его пальцев. Я смотрю на их соединенные руки. Родители любят друг друга, но редко выказывают приязнь подобным образом у нас на глазах. Они научили нас, что физический контакт очень силен, поэтому я остерегаюсь его с детства.

      – Расскажи мне, что тебя беспокоит, – добавляет она.

      Я смотрю на тарелку. Мамина проницательность порой меня удивляет, но сейчас мне становится стыдно. Почему я так сосредоточилась на себе и не заметила его хмурого вида и сгорбленной позы?

      – Трудный день на работе, – отвечает он. – Точнее, трудный день у Маркуса, я не должен говорить о себе.

      Маркус – коллега отца; они оба политические лидеры. Городом управляет совет из пятидесяти человек, все до единого – представители Альтруизма, поскольку наша фракция считается неподкупной из-за своей приверженности бескорыстию. Члены совета выдвигаются из наших рядов за безупречный характер, моральную стойкость и лидерские качества. Представители остальных фракций могут выступать на заседаниях по конкретным вопросам, но в конечном итоге решение за советом. И хотя технически совет выносит решения совместно, Маркус особенно влиятелен.

      Так заведено с самого начала Великого Мира, когда были образованы фракции. Я думаю, система держится на нашем страхе того, что может произойти в случае ее краха, – войны.

      – Это из-за того отчета, изданного Жанин Мэтьюз? – спрашивает мать.

      Жанин Мэтьюз – единственный представитель Эрудиции. Ее выбрали за высокий коэффициент интеллекта. Отец часто жалуется на нее.

      Я поднимаю глаза.

      – Отчета?

      Калеб бросает на меня предостерегающий взгляд. Мы не должны разговаривать во время ужина, если родители не зададут нам прямой вопрос, а они обычно не задают. Наши навостренные уши – лучший подарок, говорит отец. Свои навостренные уши они подарят нам после ужина, в общей комнате.

      – Да, – подтверждает отец, сузив глаза. – Эта заносчивая, самодовольная…

      Он умолкает и откашливается.

      – Прошу прощения. Но она издала отчет, в котором критикует характер Маркуса.

      Я выгибаю брови.

      – Что в нем написано? – спрашиваю я.

      – Беатрис, – тихо произносит Калеб.

      Я опускаю голову и верчу вилку в руках, пока жар не покидает мои щеки. Я не люблю, когда мне выговаривают. Особенно брат.

      – В нем написано, – произносит отец, – что жестокость и бессердечие Маркуса по отношению к сыну заставили того выбрать Лихость вместо Альтруизма.

      Рожденные в Альтруизме редко решаются покинуть его. Если это все же случается, то запоминается надолго. Два года назад сын Маркуса, Тобиас, оставил нас ради Лихости, и Маркус был опустошен. Тобиас был его единственным ребенком – и единственным членом семьи, поскольку жена Маркуса умерла вторыми родами. Младенец умер несколько минут спустя.

      Я ни разу не встречала Тобиаса. Он редко посещал общинные мероприятия и никогда не ужинал у нас со своим отцом. Мой отец часто замечал, что это странно, но какая теперь разница?

      – Жестокий? Маркус? –