Книга живых. Александр Лапин

уехал. А он остался один посреди улицы. Но ненадолго. Дверь рядом с воротами приоткрылась. И в ее проеме показалась худая высокая фигура в длинной выгоревшей рясе, из-под которой выглядывали ноги в резиновых домашних тапочках. Портрет типичного сельского священника довершали седая борода и длинные волосы, собранные сзади в хвостик.

      Увидев новоприбывшего, он улыбнулся, показав редкие (двух нижних не было), съеденные за жизнь зубы, и представился:

      – Отец Петр.

      Два седоголовых бородатых человека обнялись и трижды по-братски облобызались.

      – Наконец-то! Я уже заждался весточки от владыки! – проговорил священник, приглашая Казакова в дом. Но тот слегка заупрямился. И предложил другой план.

      – Давай, отец Петр сразу в храм пойдем! Время-то дорого. И тебе и мне!

      – Ну, в храм так в храм! – ответил тот. И Казаков, почувствовав в его голосе почти облегчение, подумал: «Видимо, ему сейчас не до церемоний. Болезнь торопит».

      И, не заходя в ворота, они по тропинке двинулись к белой, словно повисшей в безоблачном синем небе, громаде храма.

      В отличие от станицы, собор выглядел в общем и целом неплохо. Похоже, что жизнь здесь не затухала. У ворот возились двое деловых мужичков. Строили крытую деревянную беседку. Рядом с нею отец Анатолий обнаружил медный кран. Он открыл его и наконец-то напился вкуснющей, ледяной подземной воды. И не только напился, но и освежился, помыв горящее лицо и руки.

      Отец Петр тем временем рассказывал:

      – Недавно с Божьей помощью пробурили скважину. И теперь, когда есть воды вдоволь, будем закладывать новый сад.

      «Человек всегда живет надеждой!» – подумал отец Анатолий. И сказал:

      – На все Его воля!

      На церковной паперти их ждал пономарь – низкорослый крепенький мужичок по имени Прохор, с клочковатой бородкой и легкой улыбкой на устах.

      Они поручкались, и Прохор, гремя связкой ключей, открыл двери.

      – Храм наш освящен в честь Николая Угодника. И построен на пожертвования казачества и купечества сразу после восемьсот двенадцатого года. Храм перворазрядный, большой, – пояснил он.

      – Снаружи-то кажется больше, – с сомнением заметил иеромонах.

      – Ах ты, господи, батюшка! – всплеснул руками Петр. – Я-то не сказал. Он у нас разделен на две части перегородкой. Здесь служим. А там, за иконостасом, во второй половине идет ремонт.

      Они прошлись по храму. Затем поднялись на колокольню. Там отец Петр показал новехонькие, отлитые в Воронеже, колокола.

      Иеромонах осмотрел их. А потом стал любоваться окрестностями. Глянул – и душа обмерла. От красоты.

      Справа от станицы величественно, плавно – другого слова и не придумаешь, сгибаясь дугой, нес свои воды батюшка Дон. Вдоль берегов он порос густым зеленым подлеском. На той стороне – песчаная полоса пляжей, на которой виднелись катерки, моторные лодки и фигурки купающихся людей.

      По Дону, делая крутую волну, шел белый катер.

      На этой стороне – крыши станичных