Без крестной феи. Галина Романова

ее личные наблюдения.

      – Слушай, Машка, может, она просто сбежала, а ни хрена не заболела?

      Это было бы лучшим вариантом, только вряд ли могло быть правдой. Таня не могла сбежать просто так. Здесь у нее была работа, за которую неплохо платили. В городе – квартира, своя собственная, выданная ей государством, как круглой сироте. Таня квартиру свою любила, стерегла от посторонних. В гости никого не звала, даже Машу.

      – Это мое личное пространство, – любила говорить Таня. – Все мое, включая цветочки на обоях. И посторонним там делать нечего.

      Чтобы она бросила все, о чем мечтала долгие годы сиротства, и сбежала? Вряд ли. Но в это хотелось верить.

      – Может, и сбежала, – произнесла она, глянув на Игоря с неожиданно появившейся надеждой. – Она могла быть такой, знаешь, безголовой.

      – Вот вы – детдомовские – все такие. Приручаешь вас, приручаешь, а вы все в лес смотрите, – произнес Игорек с сожалением и поднялся со стула, взглянув на нее строго. – Доедай свой суп и за стойку. Мария Яковлевна тебя вечно подменять не будет…

      Марии Яковлевне придется ее подменять уже завтра, целый день, потому что завтра у Маши законный выходной. И если эта старая ворчливая карга не согласится, пусть ищут, кого хотят. У нее на завтра свои планы.

      Мария Яковлевна неожиданно согласилась и даже напросилась к ней в напарницы.

      – Не велик труд куртки на плечики вешать, – бубнила она в конце дня, переодеваясь вместе с Машей в раздевалке. – Это не на стройке и не в уборщицах. Доводилось, знаю…

      Маша деликатно поддакивала, но почти ее не слушала. Она аккуратно свернула рабочий халат и положила в корзину для стирки. Надела футболку, свитер, переобулась из тапочек в короткие сапожки на шнуровке. Обмахнула их фетровой тряпочкой, хотя нужды никакой не было – сапожки и так чистые. Просто они были новыми, модными, и Маша их берегла. Она покосилась на зеркало и скрыла улыбку. Ботинки преображали ее ноги невероятно: те казались длиннее, стройнее. Танька завидовала и советовала не выпендриваться, и надевать теплые колготки, а не тонкий капрон, но Маша ее не слушала. В толстых теплых колготках она уже находилась.

      – Ножки-то, как струнка, – прищелкнула языком Мария Яковлевна, поймав Машин взгляд в зеркале. – Парнишку бы тебе путного, девочка, да семью создать крепкую. Сиротство-то оно еще никому на пользу не шло. Игорек – чем тебе не пара? Вижу, вижу, как он в твою сторону смотрит. У него и родители приличные…

      Схватив куртку с крючка в своем шкафчике и успев покоситься в левый угол фанерной конструкции, Маша быстрым шагом вышла из раздевалки. Мария Яковлевна постоянно их с Таней кому-нибудь сватала. Но основным претендентом всегда оставался Игорек, доживший без семьи и детей аж до тридцати пяти лет. Сам он себя называл слишком разборчивым, а Таня – никому не нужным.

      Таня, Таня, Танюха…

      Куда же подевалась? Почему телефон отключен и свет в окнах не горит? Неужели случилось самое страшное, то, о чем Маше даже думать невозможно без внутренних судорог? Но ведь никто не знал и не мог знать, что они с Таней натворили. А предполагать можно