Петербург. Стихотворения. Андрей Белый

появиться в год его смерти в повременных изданиях, стало страничкою больше.

      Развернувшийся мысленный ход Аполлон Аполлонович записывал быстро: записав этот ход, он подумал: «Пора и на службу». И прошел в столовую откушивать кофей свой.

      Предварительно с какою-то неприятной настойчивостью стал допрашивать он камердинера старика:

      – «Николай Аполлонович встал?»

      – «Никак нет: еще не вставали…»

      Аполлон Аполлонович недовольно потер переносицу:

      – «Ээ… скажите: когда же – скажите – Николай Аполлонович, так сказать…»

      – «Да встают они поздновато-с…»

      – «Ну, как поздновато?»

      И тотчас, не дожидаясь ответа, прошествовал к кофею, посмотрев на часы.

      Было ровно половина десятого.

      В десять часов он, старик, уезжал в Учреждение. Николай Аполлонович, юноша, поднимался с постели – через два часа после. Каждое утро сенатор осведомлялся о часах пробуждения. И каждое утро он морщился.

      Николай Аполлонович был сенаторский сын.

      Словом, был он главой Учреждения…

      Аполлон Аполлонович Аблеухов отличался поступками доблести; не одна упала звезда на его золотом расшитую грудь: звезда Станислава и Анны, и даже: даже Белый Орел.

      Лента, носимая им, была синяя лента. А недавно из лаковой красной коробочки на обиталище патриотических чувств воссияли лучи бриллиантовых знаков, то есть орденский знак: Александра Невского.

      Каково же было общественное положение из небытия восставшего здесь лица?

      Думаю, что вопрос достаточно неуместен: Аблеухова знала Россия по отменной пространности им произносимых речей; эти речи, не разрываясь, сверкали и безгромно струили какие-то яды на враждебную партию, в результате чего предложение партии там, где следует, отклонялось. С водворением Аблеухова на ответственный пост департамент девятый бездействовал. С департаментом этим Аполлон Аполлонович вел упорную брань и бумагами, и, где нужно, речами, способствуя ввозу в Россию американских сноповязалок (департамент девятый за ввоз не стоял). Речи сенатора облетели все области и губернии, из которых иная в пространственном отношении не уступит Германии.

      Аполлон Аполлонович был главой Учреждения: ну, того… как его?

      Словом, был главой Учреждения, разумеется, известного вам.

      Если сравнить худосочную, совершенно невзрачную фигурку моего почтенного мужа с неизмеримой громадностью им управляемых механизмов, можно было б надолго, пожалуй, предаться наивному удивлению; но ведь вот – удивлялись решительно все взрыву умственных сил, источаемых этою вот черепною коробкою наперекор всей России, наперекор большинству департаментов, за исключением одного: но глава того департамента, вот уж скоро два года, замолчал по воле судеб под плитой гробовой.

      Моему сенатору только что исполнилось шестьдесят восемь лет; и лицо его, бледное, напоминало и серое пресс-папье (в минуту торжественную), и – папье-маше (в час досуга); каменные сенаторские глаза, окруженные черно-зеленым провалом,