Петербург. Стихотворения. Андрей Белый

Безансон…»

      – «Вы хотите сказать Анни Безант… Человек и его тела?.. Что за чушь?.. А прочли ли вы «Манифест» Карла Маркса?»

      Синие глазки испуганно замигали, а пунцовые губки надулись обиженно.

      – «Буржуазия, чувствуя свой конец, ухватилась за мистику: предоставим небо воробьям и из царства необходимости сложим царство свободы».

      И Варвара Евграфовна победоносно окинула ангела непререкаемым взглядом чрез пенсне: и беспомощней заморгали глазки ангела Пери; этот ангел уважал одинаково и Варвару Евграфовну, и баронессу R. R. А сейчас приходилось выбирать между ними. Но Варвара Евграфовна, к счастию, не поднимала истории; положив ногу на ногу, она протерла пенсне.

      – «Дело вот в чем… Вы, конечно, будете на балу у Цукатовых…»

      – «Буду», – виновато так ответствовал ангел.

      – «Дело вот в чем: на этом балу, по достигшим до меня слухам, будет и наш общий знакомец: Аблеухов».

      Ангел вспыхнул.

      – «Ну, так вот: ему-то вы и передайте вот это письмо». – Варвара Евграфовна сунула письмо в руки ангелу.

      – «Передайте; и все тут: так передадите?»

      – «Пе… передам…»

      – «Ну так так, а мне нечего тут у вас прохлаждаться: я на митинг…»

      – «Голубка, Варвара Евграфовна, возьмите с собой и меня».

      – «А вы не боитесь? Может быть избиение…»

      – «Нет, возьмите, возьмите – голубушка».

      – «Что ж: пожалуй, пойдемте. Только вы будете одеваться; и прочее там: пудриться… Так уж вы поскорее…»

      – «Ах, сейчас: в один миг!..»

      …………………………………………..

      – «Господи, поскорее, поскорее… Корсет, Маврушка!.. Черное шерстяное платье – то самое: и ботинки – те, которые. Ах да нет: с высокими каблуками». И шуршали, падая, юбки: полетел на постель через стол розовый кимоно… Маврушка путалась: Маврушка опрокинула стул…

      – «Нет, не так, а потуже: еще потуже… У вас не руки – обрубки… Где подвязки – а, а? Сколько раз я вам говорила? И закракал костью корсет; а дрожащие руки все никак не могли уложить на затылке ночи черные кос…

      Софья Петровна Лихутина с костяною шпилькой в зубах закосила глазами: закосила глазами она на письмо; на письме же четко была сделана надпись: Николаю Аполлоновичу Аблеухову.

      Что она «его» завтра встретит на балу у Цукатовых, будет с ним говорить, передаст вот письмо, – это было и страшно, и больно: роковое тут что-то – нет, не думать, не думать!

      Непокорная черная прядь соскочила с затылка.

      Да, письмо. На письме же четко стояло: Николаю Аполлоновичу Аблеухову. Странно только вот что: этот почерк был почерк Липпанченко… Что за вздор!

      Вот она уже в шерстяном черном платье с застежкою на спине пропорхнула из спальни:

      – «Ну, идемте, идемте же… Кстати, это письмо… От кого?..»

      – «?»

      – «Ну, не надо, не надо: готова я».

      Для чего так спешила на митинг? Чтоб дорогой выведывать, спрашивать, добиваться?

      А что спрашивать?

      У