Всё имеет свою цену. Лотте Хаммер

суслика, как я сейчас же вспоминаю этих мужчин – точнее, их головы, осторожно выглядывающие из всевозможных укрытий и тотчас же прячущиеся при первых признаках опасности оказаться обнаруженными.

      – А тебе бывало от этого как-то не по себе?

      – Пожалуй, нет, никогда – для этого попросту не было никаких оснований.

      Сказав это, она внезапно непроизвольно покрепче сжала руль; машина дернулась и чуть было не съехала на обочину, однако уже в следующее мгновение выровнялась.

      – То есть я считала, что их нет. Ох, до чего же неприятно обо всем этом теперь вспоминать. А как именно Мариан умерла? В газетах приводится столько страшных подробностей. Неужели все это правда?

      – К сожалению, да. Ее задушили пластиковым мешком.

      – Фу, какой ужас! И что, на ее месте могла бы быть я?

      – Едва ли. Убийцу интересовал определенный тип женщин, а ты к нему не относишься. Не припомнишь, с кем Мариан летала на DYE-5 в день своего исчезновения?

      – Разумеется, помню – такие дни не забываются. Мы все были жутко расстроены, когда узнали, что она пропала, поскольку всем было ясно, что это может значить. Как я уже говорила, такое и раньше бывало. Пилоту вертолета пришлось по нескольку раз пересказывать всю историю, хотя рассказывать было, в общем-то, не о чем. Я имею в виду, что тут скажешь, когда ее искали, где только можно, да так и не нашли. Но он был нашей последней надеждой, и ему приходилось раз за разом подниматься в воздух и продолжать поиски.

      – А на станцию летали только он и Мариан Нюгор?

      – Ну да, конечно, только они. Как я говорила, это было в порядке вещей.

      – Он был датчанином?

      – Да.

      – Как его звали?

      – Господи боже! Неужели это он ее убил?

      – Мы этого не знаем, но мне хотелось бы узнать его имя. Так ты помнишь, как его звали?

      – В том-то и дело, что нет. Хорошо помню его лицо и то, что он был инженером, мастерил всякие забавные технические штучки, а вот имя… хотя нет, погоди-ка. Настоящего имени его я точно не помню, но у него, как и у всех прочих, было прозвище. Банди, Блонди или что-то похожее… Нет… ага, кажется, вспомнила! Пронто, точно – Пронто! Кстати, я тут подумала – а ведь у Мариан тоже было прозвище. Мы звали ее Полли, поскольку у нее была неприятная привычка вечно все повторять – совсем как попугай, понимаешь?

      – Ага, понятно. А об этом Пронто можешь еще что-нибудь рассказать?

      – Помнится, он был невероятно наивным. Его запросто можно было заставить поверить во что угодно, и время от времени над ним подшучивали – правда, нечасто, поскольку он был слишком уж легкой жертвой.

      – Можешь припомнить какой-нибудь случай?

      – В едальне – так мы называли нашу столовую – среди прочих блюд фаст-фуда были такие формованные ломтики жареной ветчины в панировке. Мы называли их висячими ушками, поскольку по внешнему виду они действительно напоминали треугольные свиные уши, и к тому же были такими же резиновыми. Хотя, вообще-то, довольно