Всё имеет свою цену. Лотте Хаммер

вполне могли бы перенести начало на полчаса – ничего страшного в этом не будет. Ведь не горит же, в самом-то деле?!

      – Ничего страшного, пусть, черт возьми, подождут, – злобно прорычал Конрад Симонсен.

      – Тоже верно, пусть подождут, им это только на пользу пойдет.

      – И что им вздумалось поднимать такую шумиху? Чушь какая-то. Ведь с самого начала все задумывалось как простое совещание. Как тут прикажешь работать, когда все кому не лень постоянно являются ко мне с разными дурацкими проверками?!

      – Что ж, ты прав – это абсолютно недопустимо.

      – Да прекрати ты мне поддакивать! Неужели у самой нет никаких оригинальных мыслей на этот счет?

      Наступило тягостное молчание. Вовсе ни к чему ему сейчас все эти приторные охи и вздохи – от них лишь острее чувствуешь жалость к самому себе. Внутри у Симонсена все так и кипело от с трудом сдерживаемой ярости из-за полного непонимания, которое, казалось бы, демонстрируют все вокруг. Он на миг зажмурился и усилием воли взял себя в руки.

      – Прости, Графиня. Я не хотел тебя обидеть.

      – Все в порядке, знаю. Кроме того, я ведь не какая-то там кисейная барышня.

      Умение не ссориться по пустякам относилось к числу ее неоспоримых достоинств. В противном случае все их отношения уже давным-давно бы расстроились. А так они развивались – медленно, осторожно, как у тринадцатилетних подростков, постепенно притирающихся друг к другу. Маленький шажок навстречу, за ним еще один, еще, и так постоянно.

      – Не знаю, сколько раз за последние четыре дня мне приходилось это говорить, – сокрушенно сказал Конрад Симонсен. – Прости, извини, не обижайся! Скоро я готов буду каяться перед каждым, с кем довелось общаться. Вам самим это уже, наверно, противно слышать.

      – Не забивай этим голову, Симон. Постарайся сосредоточиться и прийти в себя. Я звоню и говорю, что ты задерживаешься.

      Он не стал спорить, тем более что поступить так в сложившейся ситуации было, по-видимому, правильнее всего. Когда Графиня положила трубку, он вернулся к теме прибывших с проверкой незваных гостей.

      – А из МИДа кто там приехал?

      – Какая-то шишка – насколько мне известно, директор некоего департамента. Не знаю – а точнее, не помню, – как там его по имени. Ходят слухи, что в аппарате начальника Главного управления полиции весьма всем этим недовольны. Присутствие этого субъекта расценивают там как недопустимое вмешательство, однако кто-то, по-видимому, сумел их урезонить.

      – Н-да, вообще-то мне это тоже кажется странным. На каком основании он лезет в наше дело? Или все опять-таки упирается в историю с канцлером? Да нет, не верю, этого попросту не может быть.

      – Все гадают – ведь здесь замешаны и немцы, и американцы, и гренландцы, – но в точности никто ничего не знает.

      – Может, попытаешься разобраться во всем этом, Графиня? Хотелось бы все же знать, что происходит в рамках порученного мне расследования.

      – Ладно,