Жили люди как всегда. Записки Феди Булкина. Александра Николаенко

так вот… то есть… Разве ты не знаешь, собственно… Разве никто не говорил тебе…

      – Что такое? Что случилось-то?

      – Дело в том… что я… так сказать… дело в том… Ведь ты, Николай, в самом деле… ты ведь видишь меня?

      – Вижу, разумеется, ты о чем?

      – Сам не понимаю, как случилось, что тебе не сказали… Видишь ли, дело в том, что я умер.

      И всегда в прежние времена был горазд Иван Петрович на выдумки, но уж эта была так странна и не в прежних его традициях, что не по себе от нее разом сделалось Николаю Васильевичу. Лицо пошутившего выражало сильнейшее беспокойство, в нем читал Николай Васильевич отчетливо: не о шутке и не о выдумке речь. Единственным объяснением была мысль о том, что Иван Петрович… рехнулся.

      – Ну ты скажешь, Иван… – промолвил он нерешительно и, не зная, как далее держать разговор, замолчал.

      – Уж пять лет тому, Николай. Очень странно, что ты не знал. Я и сам бы тебе не сказал, но, видишь ли, дело в том, что… ты первый, кто меня с тех пор видит.

      – Удивительно… – пролепетал Николай Васильевич и, решившись не возражать сумасшедшему, продолжал: – Потрясающе… Надо же… Но какое горе… Как же это случилось?

      – Машиной сбило, и, знаешь, вот прямо здесь. – Иван Петрович указал Николаю Васильевичу на гудящий проспект. – Я оттуда сюда шел, и вон там, а она оттуда… Такие дела…

      – Поразительно! То есть ужасно… ужасно… – лепетал растерянно Николай Васильевич, пятясь.

      – Но ты в самом деле видишь меня?

      – Разумеется… ну конечно же вижу!

      – Вот что в самом деле поразительно… Понимаешь, я над этим тружусь… работаю! У меня такая теория… Так ты не торопишься? – Сумасшедший в видимом беспокойстве ухватил Николая Васильевича за рукав. – Не торопишься… Замечательно… Пройдемся немного… Я вкратце… – И потянул несчастного Николая Васильевича с собой. – Погода отличная, прогуляемся…

      И они пошли вдоль потока автомобильного, от Шаболовской площади в направлении Якиманки.

      – Моя теория в том, видишь ли, состоит, что, если не знать о человеке, что умер он, жив он будет… Потому-то и не видят живые покойников, что знание видения не дает… Боже мой… Но как это замечательно, что ты меня видишь! Ты же видишь меня?

      – Вижу-вижу… – успокаивал сумасшедшего Николай Васильевич. – Но, однако, если ты прав… Это сколько ж покойников среди нас… – И Николай Васильевич, высказав это разумное соображение, ощутив свою правоту, посмотрел на Ивана Петровича с дружелюбной улыбкой, надеясь смягчить этим доводом смятенье чужого рассудка.

      – Среди вас, Николай. Среди вас, – подмигнул сумасшедший.

      – Ну уж ты… – пробормотал, понимая, что доводы не образумили Ивана Петровича, бедный Николай Васильевич, стараясь вырвать рукав из цепких пальцев приятеля. – Отчего же мы их не видим?..

      – Да в том и дело, что видите! Видите, да не знаете, потому что в лицо не знаете!

      В этот момент Николай Васильевич в первый раз задумался над сказанным