Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…. Эдриенн Бродер

пока Чарльз говорил, она грезила о Бене, жаждая теперь волнений иного сорта. Бен был общительным, чувственным, безоговорочно уверенным в себе. Она хотела его.

      Всякий раз, как мать уезжала – якобы в очередной раз спасая Джулию, но в действительности ночуя в отеле с лучшим другом своего мужа, – я должна была заботиться о Чарльзе. Это было несложно. Самое большее, что нужно было сделать, – это разогреть еду, заранее приготовленную матерью, откупорить бутылку вина или помочь ему расстегнуть пуговицы на манжетах, поскольку навыки мелкой моторики, необходимые для этого действия, были ему недоступны. Этому мужчине нужно было немногое: покой, крепкий коктейль и тихое место, чтобы читать и думать. Наверное, те самые качества, благодаря которым Чарльз был прекрасным отчимом, делали его не лучшим отцом для собственных детей. Его родительским стилем было доброжелательное невнимание. Ему неинтересно было воспитывать нас с Питером – разбираться в наших дрязгах, врожденном соперничестве, тратить на нас свое время и энергию.

      Единственной сложностью в уходе за Чарльзом в отсутствие мамы была необходимость лгать.

      Я должна была подтверждать алиби Малабар, поддерживая ее историю хотя бы своим молчанием. Поначалу казалось, что это проще простого. Но со временем молчание стало угнетать. Когда лжешь человеку, которого любишь – а я ведь любила Чарльза, – не говоря уже о том, что лгать приходится так часто, что ложь начинает казаться правдой, теряешь единственное, что по-настоящему важно: возможность истинной близости. Я утратила способность к близким отношениям с Чарльзом в тот день, когда первая ложь слетела с моих губ.

      Со временем я начала терять близость и с самой собой.

      Ко второму полугодию десятого класса я постоянно мучилась болями в животе. Мать возила меня к гастроэнтерологу, которая предположила, что боль может быть связана со стрессом. Когда мать вышла из кабинета, врач стала расспрашивать меня о моих внешкольных занятиях, об отношениях со сверстниками. Много ли у меня друзей в школе? Я заверила ее, что много, но правда была иной: я так и не смогла стать частью школьного сообщества. У меня было больше знакомых, чем близких друзей, я не играла в командные спортивные игры, не участвовала в деятельности ученических клубов.

      – Есть ли у тебя бойфренд? – спросила она. – За такой красавицей, как ты, должно быть, многие увиваются.

      Это было не так, но мне хватило ума не объяснять, что львиная доля моей романтической энергии уходит на личную жизнь матери.

      – Ну, мне кое-кто нравится, – честно ответила я, и мой ответ, кажется, пришелся ей по вкусу. – Но большинство парней в моем классе такие инфантильные! К тому же мне нужно фокусироваться на учебе.

      – Как у тебя с учебой? – поинтересовалась она.

      – Я почти круглая отличница, – похвасталась я.

      Врач понимающе кивнула.

      – Вероятно, в том-то и проблема. В твоем перфекционизме. Я думаю, тебе стоит несколько снизить свои стандарты. Бережнее