Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799 – 1800. А. В. Чудинов

гражданин генерал»[86].

      Пять дней спустя, 20 августа, Клебер повторяет эту просьбу: «Совершенно необходимо, гражданин генерал, чтобы вы оказали нам помощь суммой денег, достаточной для оплаты всех тех служб, которые вы от нас требуете»[87].

      По мере установления более или менее надежного сообщения по суше между Александрией и Каиром, куда войска Бонапарта вступили 22 июля, письма от главнокомандующего стали поступать более регулярно, однако они, похоже, не слишком обрадовали Клебера. Во всяком случае уже в его ответе от 23 августа на послание Бонапарта заметна некоторая напряженность:

      «Вы были бы несправедливы, гражданин генерал, если бы приняли ту горячность, с которой я перечисляю наши нужды, за признак слабости или упадка духа. Я вам уже сообщал, что произошедшее 14-го [термидора, или 1 августа; имеется в виду гибель французской эскадры. – А. Ч.] вызвало у солдат лишь гнев и жажду мести. Что касается меня, то мне вообще не важно, где я должен жить и где я должен умереть, поскольку я живу ради славы нашего оружия и умру так же, как и жил. Рассчитывайте при любом ходе событий на меня и на тех, кого вы поставили под мое начало»[88].

      По всей видимости, в каком-то из писем главнокомандующего Клебер разглядел обидный для себя намек на якобы проявляемое им малодушие, что и вызвало с его стороны столь велеречивую реплику. Я не вижу иного объяснения для такой, обычно не свойственной Клеберу, высокопарности в сугубо деловой переписке. Тем более, как мы далее увидим, он обычно переходил на возвышенный тон именно под влиянием обиды. Правда, ни одно из сохранившихся посланий Бонапарта того времени вроде бы не дает оснований для такой реакции, но совсем не факт, что до нас дошли все подобные документы.

      Впрочем, и те, что дошли, показывают, что напряжение между двумя корреспондентами не только существовало, но и постепенно нарастало. Получив процитированное мною выше письмо Клебера от 11 августа, где тот интересовался, не заболел ли часом Бонапарт, раз не пишет столько дней, последний не без сарказма ответил: «Я благодарю вас, гражданин генерал, за проявленную вами заботу о моем здоровье. Оно, могу вас заверить, никогда не бывало лучше». А всего через несколько абзацев, опять вернувшись к теме здоровья, на сей раз уже своего визави, Бонапарт в ответ на просьбу разрешить Клеберу вернуться в свою дивизию не слишком деликатно замечает: «Вы понимаете, что ваше присутствие всё еще необходимо на том посту, который вы сейчас занимаете. Как видите, полученная вами рана обернулась для армии благом»[89].

      Больше всего Бонапарта раздражала та самостоятельность, которую командующий округом Александрии проявлял в финансовых вопросах, изыскивая всё новые способы решения стоявших перед ним проблем. От письма к письму тон Бонапарта становится всё более жестким: «Я не одобряю, гражданин генерал, принятой вами меры по удержанию у себя 15 000 ливров, отправленных мною генералу [sic!] Гантому. Я прошу вас, если он еще в Александрии, вернуть их ему»

86

Ibid. P. 210.

87

Kléber en Égypte 1798–1800. T. 1. P. 232.

88

Ibid. P. 249.

89

Bonaparte N. Correspondance générale. La campagne d’Égypte et l’avènement. 1798–1799. Paris, 2005. T. 2. P. 279.