Переходный период: цели изучения, теория и практика. Олег Яницкий

легализовал предпринимательскую деятельность, прежде всего, за счет использования ресурсов и мощностей государственных предприятий.

      Гайдаровские реформы не оставили основной массе населения никакого другого выхода, кроме занятия перепродажей, перекупкой названных выше активов, а также мешочничества и поденщины. Хуже всего пришлось армии, а гражданское население быстро приспособилось к ситуации «дикого рынка», который еще многие годы расширялся и процветал.

      Так что если ‘Path Dependence’ фактор, то есть фактор «колеи прошлой эпохи» и существовал, то он относился к слою российской бюрократии всех уровней и рангов.

      К сожалению, роли класса российской бюрократии в эпоху перестройки не придавалось значения. А зря, потому что и после революции 1917 г., и во все последующие переходные периоды именно этот класс был основой относительной стабильности, поскольку именно он обеспечивал эту устойчивость государства. Как пишет французская исследовательница М. Мендрас, в условиях экономики выживания «существует зависимость человека от администрации, причем она работает «не иерархически. Каждый чиновник имеет свою сферу деятельности, свою маленькую власть, не считаться с которой не может даже его начальник… Если Россия существует, то именно потому, что существуют эти государственные, публичные муниципальные, административные сети, системы и т. д.» [Мендрас, 2003: 47–50].

      2.4. Экономика переходного периода

      На какие теоретико-методологические принципы она опирается? Как я утверждал ранее, «переходное общество – политический эвфемизм, “зонтичное” понятие, накрывающее множество разнородных и разнонаправленных процессов… Теоретически есть два полярных типа переходных обществ: креативный и деструктивный. И в том и в другом, наряду с производством благ, идет производство рисков». Однако креативные общества, «осуществляющие переход к более высокой стадии модернизации, несмотря на риски и опасности, сопровождающие этот процесс, в конечном счете увеличивают свой креативный потенциал и жизненный ресурс. Деструктивные общества, как правило, отмечены процессами прогрессирующей де-модернизации и архаизации… их жизненный ресурс сокращается». Поэтому, как мне тогда представлялось, перестройка, реформы были в тот период формой жестокой борьбы новых и прежних кланово-корпоративных структур за передел социально освоенного пространства страны. Причем в тот, начальный период, она велась диктаторскими методами «дикого Запада», что породило поток рисков этой силовой реструктуризации, которым молодое государство было не способно управлять [Яницкий, 1997: 37–38, 46].

      Однако, как отмечал А. А. Кара-Мурза, у России есть две болезни: антиобщественность государства и антигосударственность общества. Кара-Мурза подчеркивал, что этот разрыв имеет не столько идеологический, сколько институциональный характер. Корни этого противостояния этот автор видит в дуализме российской цивилизации [Кара-Мурза, 1997].

      Но наиболее