Светлейший Князь Потёмкин и Екатерина Великая в любви, супружестве, государственной деятельности. Николай Шахмагонов

б он не был Ахиллесом,

      То был бы он у нас Гомер.

      Спустя много лет Петров пригласил Потёмкина, уже бывшего в ореоле славы, в только что открытую типографию Селивановского, чтобы показать детище, в создании которого принимал активное участие. Когда друзья юности подошли к станкам, Василий Петрович предложил:

      – Я примусь за работу, и вы, любезный князь, увидите, что, благодаря ласке хозяина типографии, я кое-как поднаторел в его деле.

      Затем поэт быстро набрал четверостишие, посвящённое князю:

      Ты воин, ты герой,

      Ты любишь муз творенья,

      А вот здесь и соперник твой —

      Герой печатного изделья.

      Протянув листок с набранным текстом, Петров сказал:

      – Это образчик моего типографского мастерства и привет за ласковый ваш приход сюда.

      – Стыдно же будет и мне, если останусь у друга в долгу, – отвечал Потёмкин. – Изволь, и я попытаюсь. Но чтоб не ударить в грязь лицом, пусть наш хозяин мне укажет, как за что приняться и как что делать. Дело мастера боится, а без учения и аза в глаза не увидишь.

      Некоторое время Потёмкин старательно занимался набором, а потом попросил Петрова:

      – Я, брат, набрал буквы, как сумел, а ты оттисни сам. Ты, как я видел, дока в этом деле.

      Петров быстро управился с печатным станком, сделал оттиск и прочитал экспромт, сочинённый Потёмкиным:

      Герой ли я? не утверждаю,

      Хвалиться не люблю собой,

      Но что я друг всегдашний твой —

      Вот это очень твёрдо знаю!

      Увлечение юности сохранилось на долгие годы. Потёмкин был признанным мастером эпиграмм и экспромтов. Однажды на обеде у московского писателя Федора Григорьевича Карина он сказал в виде тоста:

      – Ты, Карин, —

      Милый крин И лилеи Мне милее!

      Естественно, что живой и гибкий ум Потёмкина не мог мириться с косностью и невежеством университетских преподавателей. Юношу влекло к общению с наиболее образованными людьми своего времени, которых он нередко встречал в доме дяди. Такие люди на протяжении всей его жизни были самыми желанными его собеседниками. Его племянник Л. Н. Энгельгардт писал: «Поэзия, философия, богословие и языки латинский и греческий были его любимыми предметами; он чрезвычайно любил состязаться, и сие пристрастие осталось у него навсегда; во время своей силы он держал у себя учёных раввинов, раскольников и всякого звания учёных людей; любимое его было упражнение: когда все разъезжались, призывать их к себе и стравливать их, так сказать, а между тем сам изощрял себя в познаниях». Кипучей натуре Потёмкина были свойственны многие крайности, которые нередко являются признаком людей, наделённых дарованиями.

      Архиепископ Амвросий, покровительствовавший юноше, не настаивал на том, чтобы тот обязательно избрал духовный путь; более того, когда Потёмкин объявил о своем желании ехать в полк, дал на дорогу и на обзаведение всем необходимым для службы