Я встретил вас…. Федор Тютчев

про родимый!

      Как жадно мир души ночной

      Внимает повести любимой!

      Из смертной рвется он груди,

      Он с беспредельным жаждет слиться!..

      О, бурь заснувших не буди —

      Под ними хаос шевелится!..

      Не позднее 1835

      «Поток сгустился и тускнеет…»

      Поток сгустился и тускнеет,

      И прячется под твердым льдом,

      И гаснет цвет, и звук немеет

      В оцепененье ледяном, —

      Лишь жизнь бессмертную ключа

      Сковать всесильный хлад не может:

      Она все льется – и, журча,

      Молчанье мертвое тревожит.

      Так и в груди осиротелой,

      Убитой хладом бытия,

      Не льется юности веселой,

      Не блещет резвая струя, —

      Но подо льдистою корой

      Еще есть жизнь, еще есть ропот —

      И внятно слышится порой

      Ключа таинственного шепот.

      Не позднее 1835

      «И гроб опущен уж в могилу…»

      И гроб опущен уж в могилу,

      И все столпилося вокруг…

      Толкутся, дышат через силу,

      Спирает грудь тлетворный дух…

      И над могилою раскрытой,

      В возглавии, где гроб стоит,

      Ученый пастор, сановитый,

      Речь погребальную гласит…

      Вещает бренность человечью,

      Грехопаденье, кровь Христа…

      И умною, пристойной речью

      Толпа различно занята…

      А небо так нетленно-чисто,

      Так беспредельно над землей…

      И птицы реют голосисто

      В воздушной бездне голубой…

      Не позднее 1835

      «Восток белел. Ладья катилась…»

      Восток белел. Ладья катилась[12],

      Ветрило весело звучало, —

      Как опрокинутое небо,

      Под нами море трепетало…

      Восток алел. Она молилась,

      С чела откинув покрывало,

      Дышала на устах молитва,

      Во взорах небо ликовало…

      Восток вспылал. Она склонилась,

      Блестящая поникла выя, —

      И по младенческим ланитам

      Струились капли огневые…

      Не позднее 1835

      «Как птичка, раннею зарей…»

      Как птичка, раннею зарей

      Мир, пробудившись, встрепенулся…

      Ах, лишь одной главы моей

      Сон благодатный не коснулся!

      Хоть свежесть утренняя веет

      В моих всклокоченных власах,

      На мне, я чую, тяготеет

      Вчерашний зной, вчерашний прах!..

      О, как пронзительны и дики,

      Как ненавистны для меня

      Сей шум, движенье, говор, крики

      Младого, пламенного дня!..

      О, как лучи его багровы,

      Как жгут они мои глаза!..

      О ночь, ночь, где твои покровы,

      Твой тихий сумрак и роса!..

      Обломки старых поколений,

      Вы, пережившие свой век!

      Как ваших жалоб, ваших пеней

      Неправый праведен упрек!

      Как грустно полусонной тенью,

      С изнеможением в кости,

      Навстречу

12

Обращено к Эрнестине фон Дёрнберг.