Сыны Перуна. Сергей Жоголь

угров и булгар – и для славян-радимичей они мало чем отличались от ненавистных хазар. Особняком держались немногочисленные скандинавы: рыжеволосые свеи, даны и угрюмые воины севера – нурманны, бородатые, с обезображенными шрамами хмурыми лицами. Но все это разноплеменное войско, присягнувшее великому киевскому полководцу, носило в ту пору одно имя – Княжья Русь. Многие по привычке называли своего вождя по-своему, каждый на свой лад: князем, воеводой, каганом или конунгом. Многие с трудом понимали славянскую речь, но все они, связанные узами воинского дружинного братства, умели воевать и воевать так, что слава о них гремела от холодных берегов Балтики до жарких земель, населенных византийскими греками.

      Перед насыпью в сероватой полотняной рубахе до колен стоял седовласый старик с длинными распущенными волосами и клиновидной бородой до самой груди. Глаза его, взиравшие на окружающих из-под нависающих кустистых бровей, были разного цвета, один – темный, почти карий, другой – бледно-серый с зеленью, что делало высокого старца неким подобием той сверхестественной силы, в которую верили и которой боялись многие люди той эпохи. Он руководил всем обрядом, исполняя роль языческого жреца. Он смотрел на опускающийся за вершины деревьев солнечный диск и, призывая божества в свидетели, громко, почти крича, нараспев произносил заупокойную павшим.

      – Приди к нам, Стрибог, бог ветра, и раздуй огонь на костре прощальном, а ты, Хорс-солнце, доставь души витязей, славных и смелых, в великую обитель Перуновых воинов, Ирей наш небесный, – старик подал знак, и две молодые девушки в белых траурных одеждах, также приглашенные для обряда, подошли к насыпи и положили к ногам усопших букеты цветов. – Зрите, люди, Желю и Карину22, и пусть оплачут они храбрецов, павших в правом бою.

      Обе девушки, отождествлявшие божества жалости и скорби, неспешно удалились, и под продолжающиеся речи жреца их сменили три другие женщины, которые молча возложили к насыпи кувшины с медом и мешочки с зерном.

      – Пусть уста ваши насладятся медами сладкими, а чрева ваши не знают мук голода, – нараспев продолжал свою речь седовласый старец.

      На смену женщинам вышли воины, каждый из которых нес жертвенное животное: петуха и собаку. Один из отроков вел коня-двухлетка. В руках старика появился нож, и несколькими минутами позже все три жертвы пали, окровавленные, к подножью маленького кургана.

      Когда солнце исчезло за горизонтом, оплакиванье усопших переросло в тризну, состоящую из игр, плясок и состязаний в честь убитых воинов, сопровождавшуюся поминальным пиром. Вспыхнул прощальный костер, и подхваченные пламенем души мертвых вознеслись в Ирей под громкие песни восседавших за наспех сколоченными столами грозных воинов киевского князя.

      5

      – Ну так вот, решайте сами, быть вам под моей рукой или ждать, когда степняк

22

Желя – вестница мертвых, богиня скорби и жалости. Карина – богиня-плакальщица, сопровождает погребальные обряды, витает над полями сражений, тоскует в местах упокоения усопших вместе с Желей, своей сестрой.